Потому снайпером становится тот, кто будет ссать под себя так, что внешне не выдаст себя ни единым движением. И это не смешно. Нажраться или напиться перед «охотой» может только идиот. Обычно с собой берут флягу воды, немного хлеба на перекус и сахар – он несколько обостряет зрение.

«Охота» на простых рядовых для снайпера – непозволительная роскошь, поскольку у него есть всего один выстрел. В крайнем случае два, если цель того стоит. Но засечь по вспышке выстрела могут даже после первой стрельбы. Потому цель поражать необходимо наверняка и выбирать ее нужно с умом. Ею могут быть офицеры, артиллерийские корректировщики, в крайнем случае пулеметчики. Что же касается выбора укрытия – оно не должно выделяться. То есть подбитый танк – это отличное укрытие, если он не одиноко стоит на нейтралке. Кроме того, перед «охотой» необходимо заранее подготовить запасную позицию. Это на тот случай, если вы все-таки хотите выжить.

Конечно, все эти правила подходят для «охоты». Вы должны знать их и понимать. Однако задача снайпера, работающего в составе штурмового подразделения, – это максимальное огневое прикрытие, которое создает быстрая и точная стрельба. Но и здесь вы по возможности должны быть максимально замаскированы и уметь в горячке боя выбрать ту цель, которая создает наибольшую трудность группе. И которую другие бойцы подразделения без вас поразить не могут.

…Что же касается сравнения, то оба варианта снайперских винтовок, разработанных на базе штатного оружия («трехлинейки» и карабина маузер 98к), казались нам примерно равными и были одинаково смертоносны в руках умелых солдат. Вот ручные пулеметы отличались сильно. «Единый» МГ-34 значительно превосходил ДП-27 («дягтерев» пехотный) в скорострельности и скорости смены запасного ствола. Но советский ручной пулемет был удобнее, мобильнее и надежнее. Тут уж каждому свое, хотя при стационарной стрельбе «машингевер» однозначно сильнее.

…Минимальной тактической единицей в батальоне является двойка солдат. Каждый из нас учится вести бой в одиночку, но парная работа существенно увеличивает возможности бойцов на поле боя. Прогресс достигается за счет необходимого огневого прикрытия и кругового обзора, что существенно повышает уровень взаимодействия внутри отделения.

Моим вторым номером становится Илья Михайлович. И это несколько странно. Только подумать, целый гауптман! Это звание позволяет претендовать на должность командира батальона; если же учитывать специфику нашего подразделения, то оно предполагает службу где-нибудь в штабе. Но уж точно не совершать диверсии в тылу противника в качестве рядового бойца.

Однако оказалось, что виной тому не какая-то предвзятость немцев, а личный выбор Ильи Михайловича:

– Никита, ну подумай сам, какой штаб (я поделился с бывшим наставником своими мыслями)! Я боевой офицер, и мое место на поле боя. Да я в Испанию отправился драться рядовым только для того, чтобы скрестить оружие с большевиками! А тут, представь себе – наше возвращение в Россию! Мы первыми переступим границу, с нас начнется освобождение родной земли! Только вдумайся: как я могу оказаться в стороне?! Нет, я хочу побывать на поле боя, я этого жажду.

Ну а кроме того, есть еще один очень важный момент. Мой долг чести перед всеми людьми, которых я привел в батальон. Ведь они тоже офицеры, кто-то также успел дослужиться до капитана, среди них есть дроздовцы… И как же я могу окопаться в штабе, когда мои боевые товарищи пойдут в бой?!

– Но почему я?

– Да как почему?! Никита, ты мой самый близкий соратник! Мы с тобой вместе сражались на Пингаррон, а в батальоне больше нет ни одного моего брата по оружию. В конце концов, с меня начался твой боевой путь, и я надеюсь присмотреть за тобой.

…К слову говоря, боевые навыки дроздовца заставляют меня немного завидовать: точность и скорость стрельбы его просто феноменальны! Если я в чем-то и превосхожу его, так это в силе и выносливости. Но будь наоборот, ситуация, когда пятидесятилетний мужчина превосходил бы меня физическими кондициями… Это было бы за гранью. Все-таки и я очень старался и на полную выкладывался на тренировках.

Курс огневой подготовки, помимо точной и быстрой стрельбы, включал в себя гранатометание и борьбу с танками. Что касается гранатометания, то практические занятия проводились на стрелковом полигоне ежедневно после стрельб. Изучались нами три типа советских гранат: «градусник» (РГД-33, ее необходимо было встряхнуть перед броском), «лимонка» (Ф-1, копия основной французской гранаты), а также противотанковая РПГ-40.

Что касается «градусника», то из-за сложности боевого применения мы с ним только знакомились (на случай использования трофеев). «Лимонка» была легче, проще в эксплуатации и более эффективна в бою. Эту гранату мы учились метать не только очень точно на предельную дистанцию (до 50 м), но и с 2-секундной задержкой во времени (чтобы «цели» не успели убежать или укрыться), а также по движущимся мишеням. Подразумевалось, что мы сможем закинуть гранату в открытый кузов грузовика с пехотой.

Немецкие аналоги, «колотушка» (М24 с длинной деревянной ручкой) и «яйцо» (М39), на мой взгляд, уступали советским образцам. Хотя М24 очень точно и удобно бросалась, но большой вес и габариты, а также меньший разлет осколков не позволяли ей конкурировать с «лимонкой». Уж про «яйцо» и говорить нечего. Но, с другой стороны, в плане боевого применения «немцы» превосходили «градусник».

РГД-33 имела только одно важное преимущество: связка гранат становилась удовлетворительным противотанковым средством на ближней дистанции. Мешок «лимонок» в теории также можно было забросить на танк или под гусеницу, но практически такой вариант стоило использовать как самый последний. Хотя у меня в свое время более-менее получилось.

РПГ-40, со штатной бронепробиваемостью в 20 мм, была единственным эффективным средством борьбы с танками, имеющимся в распоряжении советской пехоты. Для сравнения, немецким солдатам приходилось вязать связки из М24, что требует как минимум времени на подготовку. Сложность применения РПГ-40 (как и связки гранат) заключается в слишком большом весе оружия, что ограничивает предельную дистанцию броска на 10–15 шагов.

Соответственно наша противотанковая учеба заключалась в обкатке танками и искусством поражения боевых машин связками или специализированными гранатами. Выглядело это так: вырывался (на скорость!) окоп, по нему проходил танк, делая один-два разворота. Это было самым страшным испытанием, поскольку учеба дважды заканчивалась несчастными случаями. Один раз погиб тиролец, один раз был тяжело ранен боец из прибалтийских немцев. Была некрасивая ситуация, когда обоссался молодой немчик. Но зато случаи, когда люди не выдерживали и бросались убегать, зафиксированы не были. Обкатка должна была достичь (и достигала) психологической готовности солдат к бою с танками.

В штатном режиме все заканчивалось благополучно: машина проезжала вперед, боец выбирался из окопа и бросал гранату (связку) прямиком за башню танка – туда, где жалюзи сверху прикрывают двигатель. Компоновка машин в данном случае была стандартной, и то, что мы практиковались на Pz.– II, не играло никакой роли.