Снова проглядев список жильцов, я выбрал имя И. Янссон. Оно звучало дружелюбно. Я нажал на кнопку, и, когда старческий голос ответил: «Кто там?», я объяснил, что должен доставить букет цветов соседу, которого нет дома. И. Янссон тут же впустил меня на лестницу.

Возле лифта обнаружилась узкая мраморная лестница, по которой я и стал подниматься вдоль стен с нарисованными по шаблону ветвями деревьев и листьями. На третьем этаже я остановился и позвонил в дверной звонок.

Вспомнив визит к Мю Сенневаль, я задумался, как на этот раз обставить дело более удачно. Уже при посещении Мю Сенневаль я преступил границу дозволенного, а это еще более ужасное нарушение. Если выяснится, что я навещал Линду Лукинд… А что, если она опасна? В худшем случае это убийца, одержимый жаждой мести, а в лучшем – психопатическая лгунья, обвинившая своего бывшего сожителя в самых чудовищных вещах. У меня были все основания проявлять осторожность.

Когда дверь распахнулась, я попятился. Неужели это она? Стоявшая передо мной женщина выглядела как фотомодель.

– Линда? – спросил я.

– Да.

Она с подозрением оглядела меня.

– Я хотел бы поговорить с вами.

– А вы кто такой?

Я указал на свой пасторский воротничок.

– Можно мне войти?

Она охнула:

– Что-то случилось? Надеюсь, не с мамой?

– Речь идет о Кристофере Ольсене.

Линла Лукинд сразу же успокоилась.

– Хорошо, – проговорила она и впустила меня в квартиру. – Но я уже сказала, что не хочу быть замешанной в этом деле.

Квартира у нее была светлая и просторная. Стену между гостиной и спальней украшала символическая карта мира, а на полу под ней стояла ваза высотой в метр в виде бутылки с одинокой лилией. На полке было несколько книг по фитнесу, втиснутых между разноцветными декоративными слониками. Все это освещалось светом гигантской люстры современного дизайна.

– Мы можем присесть? – спросил я и указал на обеденный стол, стоявший возле французского балкона.

– Зачем? Чего вы хотите?

Она остановилась на пороге, уперев руки в бока.

– Я представляю семью Ольсен, – сказал я и выдвинул сам себе стул.

Теперь мне казалось, что план существовал с самого начала. Мне оставалось лишь привести его в исполнение.

– Я же сказала, что больше не желаю иметь ко всему этому отношения.

– Пожалуйста, присядьте на минутку, – попросил я. – Я пришел потому, что семья имеет право все знать.

– Какая семья? Маргарета?

– Именно, – поспешно кивнул я. – Кристофера больше нет. Мы хотим лишь одного – чтобы стала известна правда.

– Что вы имеете в виду?

Само собой, я и не ожидал, что она тут же сознается в убийстве, но наблюдать ее реакцию было интересно. Мне всегда неплохо удавалось определить, когда человек лжет.

– Что произошло между вами и Кристофером? – спросил я.

– Я уже все рассказала в полиции.

– Вы не могли бы рассказать еще раз? – попросил я.

– Эта женщина-полицейский, Агнес Телин, она мне не поверила. Я попыталась добиться, чтобы ее заменили, но меня просто никто не стал слушать.

Линда Лукинд, вне всяких сомнений, была привлекательной женщиной, однако за гладкой кожей и правильными чертами лица угадывалось и нечто другое: забитость и нерешительность. Сколько ей? Двадцать два? Двадцать три? Я мог бы с уверенностью сказать, что она рассказала не всю правду, однако я был почти уверен, что она не тот хладнокровный убийца, которого я себе представлял.

– Я понимаю, что Маргарете тяжело смириться с этой мыслью, но ее сын психопат. Вернее, был психопатом. Крис был психически болен.

Я ничего не ответил. Имея многолетний опыт общения с самыми разными людьми, я знал, что молчание нередко вытягивает ответ. Молчание требует реплики. Молчание напрягает, его хочется прервать. Люди желают выговориться, многие просто мечтают об этом – стоит только показать, что готов их выслушать.

Первые два года все шло хорошо, рассказала Линда. Во всяком случае, она так думала. Уже задним числом она поняла, что и раньше их отношения нельзя было назвать безоблачными: тайны, предательство, измены. Однако прошло не менее двух лет, прежде чем благополучный фасад начал рушиться.

Когда они познакомились, Линда была очарована. Крис Ольсен был хорош собой, обаятелен, умен и общителен. Из бурной страстной влюбленности вскоре выросла любовь с планами на будущее. Слишком поспешно, как она теперь понимала. Вероятно, она могла бы вовремя заметить первые тревожные сигналы, если бы ей удалось трезво оценить ситуацию.

– Не обвиняйте себя, – сказал я. – И сердце, и голова могут быть хорошими помощниками. Но только задним числом понимаешь, на какие дорожки не стоило ступать.

Она улыбнулась. Несмотря на то что она явно что-то скрывала, мне она начинала нравиться – ее неприкрытая наивность и острое желание, чтобы ее поняли.

– Кода он впервые меня ударил, я поклялась себе, что больше этого не допущу. Я просто не из таких женщин. Даже не знаю, сколько раз я давала себе эти клятвы.

– Никто не определяет себя как «такую женщину».

Она кивнула. Улыбка исчезла, глаза затуманились.

– Это звучит абсурдно, но Крис во многом был замечательным человеком. Когда не дрался. Каждый раз я думала, что это в последний раз, что этого больше не повторится. Что я должна уйти. Но потом все начиналось заново, и во мне опять загоралась надежда. Может быть, на этот раз все будет по-другому. Если только я дам ему шанс. Глупо, правда?

– Вовсе нет.

Я верил ей. Мне довелось слышать немало рассказов других женщин, оказавшихся в такой же ситуации.

– Сам я не могу себе этого представить, но в своей работе мне часто приходилось встречаться с мужчинами, склонными к насилию. И я понимаю, что это лишь одна сторона их личности. Ни один человек не может быть только хорошим или только плохим.

– Я легко могла бы уйти, – проговорила Линда и провела мизинцем под глазами. – Никогда себе не прощу, что я этого не сделала. Не могу больше считать себя тем человеком, которым была раньше. Вы представить себе не можете, какой это ужас – когда рушится твое представление о самой себе.

Она была совершенно права. Этого я представить себе не мог. Во всяком случае, тогда.

– Но Крис – негодяй, который заслуживает того, чтобы гореть в аду. То, что он сделал со мной… Об этом вы можете прочитать в полицейском протоколе. У меня нет сил еще раз все это рассказывать. Все равно это уже не имеет значения.

– Ради Маргареты…

– Мне нет до нее дела. Я не сожалею, что Крис умер.

Взгляд ее был холоден как лед. Было очевидно, что она говорит это очень серьезно, – впервые я подумал, что она, возможно, все же причастна к убийству. Может быть, преступников несколько? Может быть, она наняла киллера?