Мой взгляд скользнул по его обнаженной мускулистой груди и твердому рельефному животу, остановившись на мгновение на черном полотенце, которое было повязано на бедрах. Вторым полотенцем он вытирал мокрые волосы.

– Гося? – удивился он. – Что ты здесь делаешь?

Таю от одного твоего вида…

Нечеловеческим усилием я оторвала взгляд от его живота. Невыносимо хотелось прикоснуться и проверить, настоящий ли он. Мне пришлось даже засунуть руки в карманы.

И каким-то образом мое прежнее искреннее желание перестать думать о Мешко вмиг испарилось. Эти кубики наверняка будут сниться мне по ночам.

– Я… – еле прохрипела я из-за пересохшего горла.

– Да? – Он весело смотрел, как я борюсь с собой.

– Я пришла попросить о помощи, – с трудом выдавила я наконец.

Я заметила, что прямо под сердцем, между ребрами, у него был тонкий шрам длиной около пяти сантиметров.

– Может, зайдешь? – Он посторонился, пропуская меня внутрь. – Подожди минутку. Я только оденусь.

Я послушно встала в углу. Когда он повернулся, я увидела татуировку на его плече. Это был довольно популярный славянский символ, обозначающий солнце в его древнейшей, чистейшей ипостаси. Равносторонний крест, заключенный в круг. Так называемый солнечный крест или солнечное колесо.

Такой же, только огромный, сложенный из камней символ находился на вершине Лысицы. Окружал его двухметровый вал в форме подковы. Именно от него и произошло название Свентокшиских гор.

Я оглядела довольно скудную обстановку. На первый взгляд казалось, будто это гостиничный номер. У Мешко не было ни сувениров, ни фотографий. Здесь мог жить кто угодно.

– Давно ты уже на практике у ворожея? – отозвалась я.

– Уже полгода, – ответ донесся из соседней комнаты, которая, видимо, была спальней.

Он явно не любил привязываться к местам. Или этого требует от него жречество? Но я знала, что наши ворожеи не обязаны жить в воздержании. Они могут в полной мере наслаждаться жизнью, иметь семьи, веселиться.

– Садись, Гося. Не стой столбом. – Мешко вошел в комнату.

Я послушно присела на отживший свое диван. Клетчатая обивка была вся вытерта. Одна из пружин больно вонзилась мне в задницу.

Мешко занял кресло напротив меня. Я впервые видела его в футболке и джинсах – до сих пор он всегда ходил в льняных рубашках. Может, у него сегодня выходной? Может, Мщуй, как и шептуха, требует, чтобы Мешко носил рабочую одежду? Его форма, без сомнения, была более стильной, чем цветастый платок, который я должна была носить на голове.

– Я угостил бы тебя чаем, – немного смущенно сказал он. – Но у меня его нет. И кофе тоже. Могу предложить тебе только воду. И то из-под крана.

Я подумала о микробах, которые могут подстерегать меня в старых канализационных трубах, полных ржавчины.

– Нет, спасибо. – Я быстро помотала головой.

– В таком случае, слушаю. Чем я могу тебе помочь?

Мешко меня интриговал. Я еще не встречала никого столь же загадочного. Он сидел напротив меня, гордо выпрямившись, и выглядел очень серьезным. Что-то в нем показалось мне знакомым, но я не могла понять, что.

Я вдруг поморщилась, понимая, насколько глупа моя просьба.

– Только не подумай, что я сумасшедшая, – предупредила я.

– Я бы никогда так не решил.

Непонятно, издевается он надо мной или нет.

– Не мог бы ты сходить со мной в лес поискать стремянку? Я вчера вечером случайно ее там потеряла, – выпалила я на одном дыхании.

Одна его бровь дернулась, но лицо осталось каменным.

– Как можно потерять стремянку? – спросил он.

– Легко. – Я пожала плечами. – Я все могу.

Его мощные плечи затряслись от смеха, который он больше не мог сдержать.

– Расскажи все по порядку, – попросил он.

– Баба Яга велела мне собрать сосновые почки. – Я поморщилась от отвращения.

Это последний раз, когда я позволила втянуть себя в подобное. Со вчерашнего дня мои руки воняют, как дешевый автомобильный ароматизатор в виде елочки. Не так-то просто смыть с себя «аромат хвойного леса».

– Я пошла в лес со стремянкой, – продолжала объяснять я. – Шептуха разрешила мне собирать максимум две горсти почек с одного дерева, что, по-моему, глупо, а сосны в глубине леса довольно высокие, так что часто я даже со стремянкой до них не дотягивалась, и наполнение ведра продвигалось довольно медленно. Чтобы не заблудиться, я шла вдоль этого маленького ручья, который бьет из-под дуба. И в какой-то момент, когда солнце уже садилось, мне показалось, что я что-то заметила.

– Что именно?

– Две красные точки, – с некоторым стыдом призналась я. – Я подумала, что это могли быть глаза.

– Возможно, – покивал он. – В этих лесах живет много животных.

– Я испугалась. Схватила ведро и убежала.

– А стремянка осталась там?

– Да… сходишь со мной за ней?

– Схожу.

У меня как камень с сердца упал.

– Спасибо. Прости, но мне не к кому больше обратиться. Только тебя я могла попросить о помощи.

– Нет проблем. Я схожу с тобой.

– Супер.

– Если ты не накинешься на меня снова, – беззаботно добавил он. – У меня такое чувство, что ты любишь бить людей, которые хотят тебе помочь.

На моей машине мы подъехали к окраине леса, недалеко от священного дуба. Оттуда мы собирались идти вдоль ручья, пока не найдем то место, где я бросила драгоценную стремянку.

Мешко очень забавно смотрелся в салоне моей машины. Трехдверный «опель», гордой владелицей которого я являлась, был совсем крошечным. Мужчина ростом два метра едва помещался на пассажирском сиденье. У меня было ощущение, что его ноги и руки были повсюду, а бедная машина, накренившись вправо, вот-вот перевернется и улетит в кювет.

Я вытащила из багажника все элементы своего противоклещевого комбинезона и начала их надевать. Мешко молча наблюдал за мной. Он небрежно прислонился к багажнику машины и следил за каждым моим движением. Мне было неуютно под тяжестью его взгляда. Я чувствовала себя глупо в этом наряде, но ипохондрия взяла верх над смущением.

Он взглянул на свою черную футболку, а затем на мой плащ с высоким воротником, который я надела поверх водолазки.

– Ты так не упаришься? – серьезно спросил он, но я сразу же распознала нотки веселья в его голосе.

– Сейчас середина марта, – напомнила я и в ту же секунду почувствовала, что начинаю потеть.

– Сейчас еще семи утра нет, а на градуснике уже плюс двадцать.