Заключительные слова выступления граничили с раскаянием, и это могло покорить сердца русских людей, которые известны своей любовью к покаявшимся и искупившим грехи героям. Прощальная речь Ельцина, когда он будет покидать президентский пост девять лет спустя, будет полна сожаления и стыда – он обещал стране перерождение, а в итоге усугубил кризис. В своем заявлении Горбачев не упомянул Ельцина, не отметил его вклад в демократизацию страны и роль в победе над путчистами, не высказал никакого пожелания и даже, наоборот, дважды косвенно выразил несогласие с ним. Во-первых, экс-президент заявил, что такое судьбоносное решение, как “расчленение страны и разъединение государства”, должно было приниматься “на основе народного волеизъявления”. Во-вторых, он подчеркнул важность сохранения “демократических завоеваний последних лет”, которые “выстраданы всей нашей историей, нашим трагическим опытом”. “От них нельзя отказываться ни при каких обстоятельствах и ни под каким предлогом”, – настаивал Горбачев.

Ельцин был не из тех, кто прощает пренебрежение своей личностью. “Выключи, – рявкнул он, показывая на телевизор, – не хочу больше смотреть”.

Он отказался ехать к Горбачеву, чтобы получить “ядерный чемоданчик”. “Я не могу поехать к Горбачеву, – признался он Шапошникову. – Поезжайте один”. Шапошников заявил, что дело это деликатное и что они оба должны при этом присутствовать. Он также не был уверен, что экс-президент согласится передать все “хозяйство” ему одному.

– Если будут осложнения, позвоните мне, обсудим другие варианты передачи, – ответил Ельцин[2165].

Для Горбачева эта была последняя возможность насолить Ельцину. Что бы тот сделал, если бы бывший президент СССР отказался сотрудничать? Приехал бы выпрашивать ядерную кнопку? Шапошников прибыл в кабинет к Горбачеву, где уже находились журналисты ABC, чтобы снять момент передачи “ядерного чемоданчика” на видео – на сей раз с предварительного одобрения Ельцина. Шапошников сообщил, что российский лидер не появится, но согласен на церемонию в Екатерининском зале, где обычно проходят встречи с зарубежными коллегами. “Это было не только смешно, но и глупо”, – вспоминает Горбачев. Он отказался от церемонии передачи в торжественном зале и вручил “ядерный чемоданчик” и что-то похожее на переносной телефон Шапошникову и “двум неприметным людям в штатском”, которые исчезли в лабиринте кремлевских коридоров и передали все Ельцину[2166].

После ухода Шапошникова Черняев и Александр и Егор Яковлевы зашли к Горбачеву и увидели, что бывший президент взволнован, лицо его раскраснелось. Все вместе выпили коньяка. Затем к ним присоединился Грачев, и в Ореховой гостиной, в пустом и неосвещенном кремлевском дворце, состоялся прощальный ужин, на который, по словам Грачева, было также потрачено немало коньяка. “Ужин проходил в торжественной и печальной атмосфере. Было чувство завершения большого дела и всеобщей причастности к этому”. Разошлись до полуночи. “Никаких процедур проводов Президента СССР, как это принято в цивилизованных государствах, не было, – вспоминает Горбачев. – Ни один из президентов суверенных государств – бывших республик СССР, хотя с большинством из них меня связывали многолетние, близкие, товарищеские отношения, – не счел возможным не только приехать в эти дни в Москву, но и не позвонил мне”[2167].

На следующее утро Горбачев приехал в Кремль хмурый. Накануне вечером в 19:32 над Кремлем был спущен советский флаг – Горбачев больше не являлся президентом. Согласно договоренности с Ельциным, он имел доступ в свой кабинет еще в течение трех дней, однако лимузин ЗИЛ у него отняли уже к утру, поэтому ему пришлось добиваться у охраны замены, чтобы добраться до Кремля. “С дачи выбрасывают, машину не дают”, – пожаловался он в сердцах, когда пришел к себе в кабинет, где за его столом еще стоял флаг СССР[2168].

26 декабря Горбачев провел две встречи с прессой, которые немного подняли ему настроение. Утром он дал интервью двум симпатизировавшим ему итальянским журналистам, во время которого ему представился шанс спокойно поразмыслить о своем правлении. Грачев впоследствии напишет, что это была первая попытка экс-президента систематизировать свои ошибки. Он выделил следующие: ему следовало быстрее двигаться к рыночной экономике, раньше начать переговоры о Союзном договоре, раньше попытаться консолидировать демократические силы, быстрее разрушать тоталитарную систему и строить новую. Достаточно перечислить эти нереализованные пути развития страны, чтобы осознать, что успешно решить подобные задачи практически невозможно. Однако бывший советский лидер был уверен, что шел правильным путем, и признался, что за последние семь лет прожил несколько жизней: “Я менялся вместе со страной и помогал меняться стране”. В этом смысле его судьба была “единственной в своем роде”. “Я не разочарован тем, что выпало на мою долю”, – заключал Горбачев. Как насчет семьи? Как родные отнеслись к его отставке? Восприняли с облегчением? Ответ был кратким: “Я благодарен своей семье за то, что она все это выдержала…”[2169]

Вечером того же дня Андрей Грачев подготовил встречу Горбачева с журналистами, которая, по его задумке, должна была стать подлинной церемонией прощания с последним советским лидером. Мероприятие он назвал “последним брифингом пресс-службы Президента СССР” и снял под него актовый зал пятизвездочного “Президент-отеля”, ранее известного как гостиница “Октябрьская”, где традиционно останавливались высокопоставленные чиновники и первые лица различных компартий. Грачев пригласил три или четыре сотни российских и зарубежных журналистов. Хотя многие из них резко критиковали Горбачева, это были “единственные люди, способные оценить его истинный вклад в историю и без опаски выразить восхищение его персоной”. Директор гостиницы не входил в их число. Протеже бывшего важного аппаратчика, он отказался принять арендную плату, заявив, что счет президентской службы закрыт. Помощники Михаила Сергеевича попытались заплатить наличными, и тогда он придумал другое оправдание, однако в конечном счете уступил, поскольку отель больше не являлся государственным[2170].