В Алма-Ате руководители республик предоставили Ельцину самому улаживать дела с главой СССР. По воспоминаниям Грачева, 23 декабря два лидера провели в кабинете Горбачева почти десять часов, при этом сам Грачев и другие помощники внутрь допущены не были. Встреча началась на минорной ноте, поскольку Ельцин узнал, что в кабинет приглашена советско-американская телегруппа. В тот период Горбачев охотно давал интервью печатным изданиям и телеканалам и позволил американским журналистам снять видеосюжет о его последних днях в Кремле. Он моментально одобрил предложение Грачева запечатлеть на камеру приход Ельцина, однако российский президент отрезал: “Ни в коем случае, никаких съемок, иначе встречи не будет”[2145].

Сама встреча прошла менее напряженно. По словам Горбачева, Ельцин был корректен, а Александр Яковлев, некоторое время выполнявший роль посредника, рассказал, что лидеры “порой спорили, но без раздражения”. За десять дней до этого Павел Палажченко попросил Бешлосса и Тэлботта передать Бушу или Бейкеру секретное сообщение. В нем некто призывал американцев внушить Ельцину, что он не должен мстить Горбачеву и что стоит предложить бывшему советскому лидеру какую-то роль в СНГ. Бейкер действительно призвал Ельцина провести смену власти “достойно, как принято на Западе”. И Ельцин в целом следовал этой рекомендации – по крайней мере, 23 декабря[2146].

Два президента договорились, что Горбачев официально объявит о своей отставке с поста президента и главнокомандующего СССР вечером 25 декабря. После этого Ельцин и Шапошников прибудут к нему для передачи “ядерного чемоданчика”. Горбачев и его помощники освободят кремлевские кабинеты к 29 декабря, а советский флаг на башне Кремля будет спущен 31 декабря.

Ельцин отказался удовлетворить все просьбы Горбачева, касающиеся пенсии и персонала. Единственное, на что он согласился, это продолжить выплачивать экс-президенту его оклад в 4000 рублей – по советским меркам большая сумма, однако по курсу черного рынка она была эквивалентна 40 долларам. Горбачеву также оставалась квартира в Москве, хотя и меньше его нынешней, загородный дом, две машины и 21 человек обслуживающего персонала, включая охрану. Через два дня Ельцин публично хвастал, что отверг необоснованную просьбу Горбачева продлить его президентский иммунитет от уголовного преследования, хотя советский лидер отрицал, что такая просьба имела место. Ельцин заявил, что “если бывший хозяин Кремля знает за собой какую-либо вину, признаться ему стоит немедленно”, пока он все еще президент[2147].

Горбачев хотел создать “мозговой центр” наподобие организации RAND Corporation. Под эти нужды ему было выделено здание бывшего Института общественных наук ЦК на Ленинградском проспекте, в котором были оборудованы аудитории, буфеты, спортзалы и гостиница. В прежние времена здесь останавливались активисты из коммунистических партий зарубежных стран. По словам начальника ельцинской охраны, его босс не имел представления о реальных размерах комплекса, а экс-президент СССР однажды рассказал об опасениях Ельцина, что исследовательский фонд Горбачева станет “гнездом оппозиции”. Российский президент попросил бывшего союзного лидера не критиковать его хотя бы в течение ближайшего полугода, и Михаил Сергеевич пообещал поддерживать его до тех пор, “пока будет продолжаться демократическая реформа”[2148].

Два президента также договорились о передаче сверхсекретных архивов, в которых содержались свидетельства о самых страшных преступлениях Сталина. Одно из них – массовый расстрел тысяч польских военнопленных в Катынском лесу весной 1940 года. Приказ был подписан начальником НКВД Лаврентием Берией и одобрен Сталиным. Много лет Советский Союз утверждал, что поляков казнили нацисты, однако как долго можно было скрывать правду? В 1982 году Андропов поручил Валентину Фалину найти документы, доказывающие вину Советов, однако в КГБ запротестовали, и Андропов, бывший глава комитета, закрыл эту тему. Черняев призвал Горбачева всесторонне изучить этот вопрос, но не получил от него ответа. Александр Яковлев и Фалин узнали, что документы, подтверждающие причастность СССР к расстрелу, находятся в советских архивах, и Фалин даже добился от начальника КГБ Крючкова подтверждения этой информации. Однако Горбачев отрицал, что получал от Крючкова подобные сведения, и Крючков моментально дал задний ход. В конце концов, благодаря настойчивости советской прессы и давлению Польши мир узнал правду. И хотя Горбачев этому не препятствовал, он и не обнародовал эти данные сам.

Похожая история произошла с секретным протоколом к нацистско-советскому пакту 1939 года. Достаточно провокационным был уже сам пакт о ненападении, который отсрочил фашистское вторжение в СССР почти на два года и развязал руки Гитлеру, позволив реализовать стратегию блицкрига. Но секретный протокол, существование которого долгое время отрицалось Советами, предусматривал раздел Европы между Германией и Советским Союзом и, в частности, вверял прибалтийские страны в заботливые руки Сталина. Больше всего о протоколе говорили в 1989 и 1990 годах, когда прибалты стремились обрести независимость. Министр иностранных дел СССР Андрей Громыко дважды накладывал вето на предложения о рассекречивании данного документа – в 1968 и 1978 годах. В 1986 году Горбачев сделал это вновь, утверждая, что не будет брать на себя политическую ответственность за распространение подобного материала, пока не будет доказано, что оригинальные копии данного протокола действительно существуют. В 1988 году Яковлев и Фалин представили ему доказательства реальности этого документа, но не сами оригиналы; Горбачев улыбнулся и с легкой усмешкой ответил, что ничего нового он от них не услышал, после чего ушел в личную комнату для отдыха при своем кабинете. В 1989 году Съезд народных депутатов собрал комиссию во главе с Александром Яковлевым для изучения и оценки пакта Молотова – Риббентропа. Однако Горбачев не позволил Яковлеву подготовить детальный отчет[2149].