кем я не кривлю, не кривляюсь. Сейчас я не могу, не хочу отвечать на твое болезненное — в письме 31.III. Слава Богу: от 6 и 8-го IV666 — [нежные] письма, пусть не прежние, не уносящие, не кружащие сердце письма, — но они мне отрада, после 3-недельного молчания, после 31.III — где все — раздражение. Оставлю.

Я рад, что ты рисуешь, до счастья рад. Уйди в _с_в_о_ю_ работу. А вот, опять, беганье за телятами, до… — «каблук сломала»! Что это?!! Ну, свалишься. Помни: тебе _н_е_л_ь_з_я_ заболеть простудой: снова может начаться «последствие». Ты ни слова не пишешь о здоровье. Ни-чего не пойму, что с тобой. По-моему, помимо своего рода «гемофилии» (условно!) — крайняя степень неврастении. Ее лечить надо. Окрепнешь — и «почка» не будет шалить. Помни: «antigrippal» необходим! Но как все это не идет к пасхальному! Твое «чувство весны» — знакомо мне: я его пробовал передать кое-где, между прочим в «Истории любовной». Оно — непередаваемо. Только, пожалуй, музыкой можно, или — какая редкость! — картинкой (пейзаж). Но лучше всего (полнее) оно дается само, — в природе… весной, зорями (предсумеречьем конца марта, начала апреля, у нас). И всегда — без месяца. Для меня. Только-только лопаются почки, — чуть зелено дымится сад, роща… Стихи (даже у гениев) редко сообщают подобное. И потому нельзя быть такой строгой (говорю о стихах Новгород-Северского). Ты очень верно сказала о неудачах переводов с русского. Конечно, «Любовь в Крыму» — это деляга-издатель требовал от переводчицы (я этого не знал!). Еврей — Reclam (!!). Для «универсальной библиотеки»667. Голландский перевод668 — конечно — дрянь, уверен. Я отказался от 4 млн. франков за 2 вещи для экрана. А на днях мне предложили 40 000 шведских крон за _т_о_ж_е. Отказался, и швед выпучил глаза. (А м. б. и не швед, а называющий себя так.) Думаю, что все из одной кошницы: «Впервые вижу автора, _о_г_о_в_а_р_и_в_а_ю_щ_е_г_о_ свои… шедевры!» — «Нет, — сказал я, — автора, охраняющего свои творенья от искажения и непонимания короткодумных. Ваша С. Лагерлёф — и та, кажется не доросла»669. Он ушел, убежденный, что — «мало», что «набиваю цену». Ну, и Бог с ним. Помимо главного, конечно — немного! На наши перевести — 18 тыс. золотых рублей, т. е. по 9 тыс. Конечно, немного. Плевать.

Спешу на почту. А то — до 19-го — опоздает письмо!

Целую. Крепко целую. 3 + 100 раз.

Твой Ваня

280

И. С. Шмелев — О. А. Бредиус-Субботиной

19. IV.43

Великий Понедельник

Да, дорогая Олюша, да, помню — сегодня Великий Понедельник, Страстная Седмица, а вот, нет позыва, и не иду в церковь, и на Благовещенье не был и за всенощной не был, и с вербой не стоял… и, кажется, не буду говеть. С такой _п_у_с_т_о_т_о_й, что ныне во мне, как же приступать?!.. А м. б. и переломлю себя. Родная моя, Христос Воскресе! — Говорю, а не чувствую легкости, взлетности… радости, _с_в_е_т_а. Надломился. Не скрою, что во многом тут виной твое душевное и телесное состояние. Твое молчание и уныние, и опустошенность, что передалась мне твоими последними письмами, главная, кажется, причина моего уныния. Я тебя не виню. Но зачем ты пишешь такое постылое (немилое!) письмо, как от 31 марта?! Тут ты все перебрала — и все переиначила. Даже и за шоколад мне приложила. К чему это — «бисер перед свиньями»? — «лучше отдай 20-летней…» — к чему? Это же — злое. И мною не заслуженное. Я перед тобой не кривил и не кривлю душой. Ни-когда. Да и вообще, это мне чуждо. Я искренно сказал, что раз подарил портрет — не могу отнять. И сказал правду — взял для копии. А ты, оказывается, не можешь сделать копии?! Почему? Ты вон и мой больной палец использовала… — хитрю я, отговорка, чтобы не писать! Странно, обидно. Да, дней 10 палец болел. А я должен был все для себя делать, а палец нарывал. Теперь кожа лупится, после кипятка и спиртовых компрессов.

Ну, Господь с тобой. Ты вон 3 недели мне не писала, — что это? Неврастения, да. Болезнь твоя. И не хочешь лечиться. Ну, твое дело. Ты же писала, что все люди и все тебе надоело, все противно. Зачем же говорить, что ты — всегда только — во-имя и — для других, забывая себя. Когда ты болела, как теперь, так понятно, что и люди могут надоесть, опротиветь. Это так естественно — при душевной-нервной раздавленности. И при всем этом — гонка за телятами в бурю!! А вот телята — не «надоели». Ну, хоть рисуй, если есть охота. Я хотел бы получить от тебя хотя бы малюсенький этюдик, на память. Пришлешь?

Ну, милая… я сегодня разбит (гроза сейчас). Весь разваренный… — и не в духе. Свадьба Ивика — 2 мая. Поздравлять молодых будут у меня. Невесту будут на Пасхе крестить (в православие) — она — _н_и_к_а_к_а_я. Теперь — познает православие, свободно входит, зная, что такое католичество — сама выбрала. А с 1 сент. Ив уедет на работу в Германию670, такой закон для французов: он ведь сын француза, родился в Париже.

Милая Ольгуна, еще и еще, и еще — Христос Воскресе! Будь же светлой, гони уныние. Я стараюсь его осилить. Не заботься о моем пропитании: я всегда сыт. Почему ты во всем отказываешь мне, что бы ни попросил?! (не о «вещах», а о… другом). Не работаешь, (а сколько я просил, и для меня!)… да не хочу вспоминать. Только цепляешься и цепляешь, укоряешь. Твое письмо 31.III — образец. Лучше не пиши, чем такие письма. Кончились твои ласковые присылы! Хочешь _о_т_у_ч_и_т_ь_ меня писать тебе? Твой Ваня

281

О. А. Бредиус-Субботина — И. С. Шмелеву

6. V.43

Мой милый, дорогой Ванюша, так хочется приласкаться к тебе. Послала тебе письмо671, а вернувшись домой с почты, хотела бы тотчас же начать писать новое… Вчера мы почему-то все себя плохо чувствовали, мама думала, что расхворается, меня «ломало», знобило, у А. опять жар, а он уже был без t°. Оказалось, что у мамы не было жара, слава Богу, а у меня… вечером было 35,8°. Это что же? Сегодня «ожили». Погода стала дивная. Ветер стих. Хоть бы только дождичек прошел! Ваню-шечка, так вчера была тобой полна, так нежно любила, что непременно хотела ночью же писать тебе, но вот это недомогание… Легла. Сегодня проснулась с тем же чувством к тебе. Только что попила кофе и оставила все дела, закрылась у себя, чтобы поговорить с тобой. Поминутно отрывают: