Помолчав, Мезенцев покачал головой:

– Нет. Не буду.

– Почему? – спросила директриса.

– Я получил за дело.

– Да что там у вас?! – воскликнула Валентина Ивановна. – Развели, понимаешь, достоевщину! Один великодушнее другого. Пишите, вам говорю!

– Не буду!

– Постойте… – сказал Магит. – Если Валерий Семенович так говорит, значит, Лионелла Павловна не так уж и виновата.

– За что вас ударила Баландовская? – спросила Валентина Ивановна.

– Я соврал.

– Точнее.

– Сказал, что с ней переспал, – сознался Мезенцев.

– Как вы могли! – В директрисе взыграла женская солидарность, и все же она уточнила: – Но ведь этого не было?

– Нет.

– Зачем же вы соврали?

– Так… Ради шутки.

– Это подло! – воскликнул Магит.

– Вот только не вам об этом судить, – сухо проинформировал Мезенцев. – Я за свою подлость рассчитался хотя бы пощечиной. А вот вы…

– Что? – вскинулся Магит. – Договаривайте!

– Ну-ну… Перестаньте, – теперь их урезонила сама директриса.

Все это время Лионелле оставалось лишь наблюдать и удивляться тому, как быстро исчерпался конфликт. В душе она уже простила Мезенцева и, когда все окончательно утряслось, поинтересовалась:

– Я нужна или могу идти?

– Подождите… – сказала Валентина Ивановна и посмотрела на Магита: – Распустили коллектив, уважаемый Виктор Харитонович. Напоминаю и прошу обратить на это внимание, над нами все еще висит пресловутый дамоклов меч. Того и гляди головы полетят.

– Чьи головы? – несмело спросил Магит.

– В первую очередь ваша. Вы не только можете потерять работу, но и получить реальный срок.

– Пугать изволите? – гордо вскинулся Магит.

– Предупреждаю, – сказала Валентина Ивановна и, сердито оглядев визитеров, заявила: – Больше никого не держу. Впредь разбирайтесь сами. Я в этом больше не участвую, хоть перебейте друг друга.

Вернувшись в репетиционную комнату, Магит коротко бросил:

– Читки не будет! Завтра репетируем на сцене.

Артисты задвигали стульями, стали подниматься и собирать свои вещи. Кое-кто уже направился к выходу.

– Минуточку внимания! – Мезенцев постучал по столу свернутой ролью.

Все развернулись и с любопытством уставились на него.

– Довожу до общего сведения, что я соврал про связь с Лионеллой Павловной. А посему приношу ей свои извинения. – Мезенцев приблизился к Лионелле и встал перед ней на одно колено:

– Простите великодушно!

– Что за театральщина? – возмутилась Вера Петровна.

– Позволю себе заметить, мы с вами в театре, – сказал Мезенцев и поднял глаза на Лионеллу: – Простите!

– Бог простит… – бросила она и вышла из комнаты.

На лестнице Лионелла догнала Петрушанскую:

– Нам нужно поговорить.

– О чем же? – Зинаида Ларионовна, не останавливаясь, повязала на шею шарф.

– Уделите мне всего полчаса. Пойдемте сядем где-нибудь в кулуаре.

– Да вы просто заинтриговали меня, – улыбнулась Петрушанская. – Ну, пойдемте.

Лионелла намеренно провела ее коротким путем в помещение, где висели портреты артистов труппы. Там подошла к портрету Снегиной и спросила:

– Вы ее знали?

– Раечку?.. – Петрушанская оглядела снимок, после чего задумчиво обронила: – Боже мой… Я совсем забыла ее лицо.

– Как она умерла?

– Замерзла на театральном крыльце. Звучит неправдоподобно, но все так и было. Если бы не колонна, за которой она лежала, возможно, ее кто-нибудь и заметил бы. Но с улицы крыльцо служебного входа не просматривается.

– Это было убийство?

– Может быть… Мы, ее друзья, только догадываемся. Официальная версия – переохлаждение организма.

– Преступника, значит, не нашли?

– А был ли он, дорогая? – грустно проронила Петрушанская. – Кто знает, какие демоны жили в ее душе.

– У Снегиной были неприятности?

– Как у всех женщин-актрис: несчастная любовь, нехватка ролей, творческая нереализованность. Кто-то, как я, преодолевает трудности и живет дальше. А вот она не смогла.

– Вы сказали, что были ее другом… – начала Лионелла, и Петрушанская немедля ответила:

– Нас было несколько человек в компании, мы были ровесниками и, как тогда говорили, – единомышленниками. После окончания театрального училища всей группой распределились сюда. Большая часть потом разъехалась, но кое-кто работает и по сей день.

– Кто еще? – спросила Лионелла.

– Мезенцев, Строков, Вера Петровна и Магит. Ну и я, конечно.

– Сколько лет в театре проработала Снегина?

– Около пяти лет.

– Она была занята в постановках?

– Я бы сказала, недостаточно.

– Почему?

– Во-первых, у нее была слишком изысканная внешность. Для таких, как она, бывает мало ролей. Костюмные пьесы в те времена почему-то не ставили.

– Это во-первых, а что во-вторых?

– Ее невзлюбила Вера Магит.

– Вера Петровна? – удивилась Лионелла.

– Вера и Виктор среди нас были единственной женатой парой. Женились, что называется, по залету. Отец Веры работал губернатором нашей области, могу предположить, что со стороны Магита это был просчитанный шаг. Через полтора года после женитьбы он стал очередным режиссером. – Сказав это, Петрушанская взглянула на Лионеллу. – Неплохо?

– Да уж…

– Нужно заметить, никакого толка из этого брака не вышло. Слава богу, у нас со Строковым хватило здравого смысла не пожениться.

Лионелла будто бы удивилась:

– А вы с ним встречались?

– Полно вам, дорогая. Вас наверняка проинформировали, что мы по сей день любовники. На самом деле это не так, теперь со Строковым нас связывает только дружба.

– Вы сказали, что у Веры Петровны и Снегиной были плохие отношения. Почему?

– Причина очевидна: Снегина была интеллигентной красавицей, а Вера Петровна – рябой колотушкой. И поскольку Магит уже тогда ставил спектакли, Вера Петровна костьми ложилась, чтобы он не занимал Снегину в постановках. Разумеется, в этом ей помогал отец.

– Значит, Раиса Снегина была невостребована в театре?

– Увы, это так…

– Невостребованность – не повод кончать жизнь самоубийством, тем более таким экзотическим способом, – сказала Лионелла.