под душем и вышли в трапезную к завтраку. А там уже вовсю хлопочут наши названные сестрички, накрывая на стол, а чернокожей прислуги не видно. И первое, что бросилось мне в глаза — они улыбались. Прежде я в этом мире не видел ни одной улыбки, все гримасы были либо страдальческими, либо равнодушными, а тут по трапезной порхают четыре улыбчивых солнышка, а рыжуля Линда и вовсе была похожа на сияющую лампочку в сто ватт. Очевидно, вчера Лилия не только исцелила телесные шрамы и ссадины этих четверых, но и взяла их под своё покровительство как богини первой подростковой любви, сняв с ауры самые тяжелые последствия воздействия некротической ноосферы этого мира. Да и генератор магии жизни, выгнавший из этого дома последние следы пребывания предыдущих хозяев, тоже добавляет девочкам оптимизма. Истинный Взгляд говорит, что в нашу с Елизаветой Дмитриевной постель нашим названным сестренкам больше не хочется, ни по обязанности, ни по собственному желанию, потому что им и без того хорошо настолько, что даже не верится. Однако, увидев на столе только две тарелки, я слегка нахмурился и спросил:

— Сестрица Шарлин, а разве вы четверо не собираетесь завтракать вместе с нами?

Девица опустила глаза и, смущаясь, промямлила:

— Извините, господин, но нам, честное слово, пока не хочется, мы поедим попозже, на кухне вместе с прислугой.

— Во-первых, — строго сказал я, — забудьте слово «господин», оно здесь под запретом. Я для вас названный старший брат и ещё немного отец, который должен наставлять вас в том, чтобы вы стали полезными членами общества. Неужели трудно произнести слово «брат» или моё имя? В крайнем случае, когда ситуация требует официальности, вы можете называть меня Сергием, сыном Сергия, а мою супругу — Елизаветой, дочерью Дмитрия. Но так можно делать только в том случае, если у нас в доме появились посторонние, не входящие в круг близких друзей. Понятно?

— Да, брат, мы все поняли, — закивала покрасневшая от смущения Шарлин. — Можешь быть уверен, что, если ты указал нам на ошибку, она больше не повторится.

— И ещё, — сказал я. — В хорошей семье младшие накрывают на стол, а потом садятся есть вместе со старшими. Есть всей большой семьей вместе — это правило хорошего тона. Вы теперь девушки из хорошей семьи, а не несчастные наложницы обезумевшего слуги Зверя, а потому будьте добры следовать общим правилам. Мы с Елизаветой Дмитриевной готовы подождать, пока вы не приведете сервировку стола в надлежащее состояние. И запомните, что я никогда не шучу с серьёзными вещами и никогда ничего не делаю наполовину. Если я сказал, что вы мне теперь младшие сестры, то так оно и есть, несмотря на ваше происхождение. У меня уже имеются примерно восемьдесят тысяч названных сестер с похожим происхождением, которые честно воюют по моему приказу или помогают в других делах и заботах, но никто из них даже не мечтает быть взятой в мой дом. Вы единственные, кто удостоились такой чести, и это накладывает на вас особую ответственность. А сейчас идите и сделайте все как надо.

Надо сказать, что после этой команды девочки забегали как реактивные, в несколько минут восполнив все имеющиеся недостатки. И главным мотивом тут было не самодовольное «господин назначил меня любимой женой», а хорошо развитое чувство ответственности.

И вот мы все вместе сели за стол. Названные сестрицы смущались, краснели, но при этом вели себя за столом вполне прилично, с достаточным умением пользовались столовыми приборами, не чавкали и в случае необходимости утирали рот салфеткой, а не рукавом платья. Очевидно, когда-то наложницы играли в среде высокопоставленных «воинов света» определенную представительскую роль и являлись предметом престижа, вроде дорогих эскортных шлюх нашего мира. Но потом, по мере общего оскотинивания нравов, такое назначение наложниц ушло в прошлое, а вот обязательное обучение хорошим манерам в репродукционных лагерях осталось, ибо, один раз наладив эту конструкцию, демон больше в неё не вмешивался, так как следовал вполне человеческому правилу «не чини то, что работает». Ну что ж, тем лучше. Плохо, конечно, что взрослых племенных маток, скорее всего, ничему не учили, потому что этикет за столом никогда не входил в их обязанности. Не в стойле для скота содержат, и то ладно. Ничего, все эти вопросы мы тоже порешаем, дайте только срок, потому что быстро родятся только мушки-дроздофилы.

Ну а пока я Истинным Взглядом вижу, что девочки хотят что-то спросить, да только не решаются, опасаясь, что это будет воспринято как дерзость.

— Сестрица Шарлин, — сказал я, — я вижу, что вы хотите спросить что-то важное, но не решаетесь, опасаясь что мы рассердимся. Сразу должен сказать, что за прямо и честно заданный вопрос вам никогда не будет никакого наказания, ибо неосведомленность — главная причина ошибок. И, пожалуйста, не надо делать такой непонимающий вид, я же вижу вас насквозь, всех четверых.

Тут девушки запунцовели как майские розы… Я не маг разума, и не могу проникать в их мысли, но, видимо, было от чего. Желание лезть в нашу спальню ушло, а вот связанные с моей персоной эротические фантазии, очевидно, только усилились.

— Нет, — покачал я головой, — ваших мыслей я не читаю, и что вы там себе навоображали с моим участием, не знаю. Воображайте себе все, что хотите, это вообще очень полезное занятие, только не пытайтесь претворить это в жизнь, по крайней мере, со мной. Но если вам вдруг встретится мужчина, который покажется вам подходящим, чтобы воплотить с ним свои фантазии, то посоветуйтесь, пожалуйста, сперва с кем-нибудь из старших, кто может видеть людей насквозь. Я не хочу, чтобы мои сестренки стали предметом манипуляций любого смазливого негодяя, и в то же время в случае серьёзных отношений никогда не буду мешать вашему счастью.

— Мы любим только вас, и никакой другой мужчина нам не нужен! — пискнула рыжуля Линда и осеклась.

— Это не любовь, девушки, а Призыв, — серьёзным тоном произнёс я, — чувство очень похожее, но имеющее другое, совсем не постельное направление. Для того, чтобы вы поняли, что это именно так, должно пройти две-три недели, за которые ваши чувства придут в порядок. А сейчас, Шарлин, будь добра задать мне тот самый вопрос, который ты так долго лелеешь у себя внутри.

— Э, брат, мы никак не можем понять, почему ты с нами так возишься? — наконец решилась задать вопрос самая старшая из моих названных сестриц. — Ведь можно же было нас убить или прогнать прочь, и забыть о том, что такие существовали, но вместо этого ты приближаешь нас к себе и