На этот раз в его руках было отечественное изделие – «АлешаПопович и Тугарин Змей».

Уже ни на что не надеясь, он достал последнюю кассету, несомневаясь, что увидит еще один мультфильм.

Но на этот раз он ошибся.

Последняя кассета оказалась американским триллером с весьмавыразительным названием – «Что скрывает ложь». В этом названии явночувствовался намек.

Михалыч стоял перед столом, тупо уставившись на кассеты, ипытался понять, что произошло. Кто его так подставил? Кто украл прямо из сейфатакие опасные материалы?

И самое главное – у кого они сейчас в руках?

От этого зависело все – его карьера, его судьба, может быть,даже его жизнь…

Громыко стал перебирать события последних дней.

Узнав о смерти Елены Серебровской, он не потерял головы исамым первым делом забрал из рабочего стола у той все отснятые материалы,связанные с Поздняковой. Он сделал это в первые же минуты, пока редакционныеженщины ахали, рвали на себе волосы и литрами пили валерьянку. Ему, понятноедело, нужно было успеть до появления милиции, потому что те сразу же опечаталистол убитой и взяли на учет все ее личные вещи.

Именно тогда Михалыч сложил все четыре кассеты в красныйпакет и спрятал в свой сейф.

После этого он в сейф несколько раз заглядывал, но кассетыне проверял – пакет был на месте, а ему и в голову не могло прийти, что кто-то ужеподменил его содержимое…

Но кто же мог это сделать?

С ключами от сейфа он не расставался, да и в кабинет к немуне так-то просто попасть – Галина Филаретовна стережет его лучше всякойсторожевой собаки…

Хотя как раз вчера Галина отпросилась у него пораньше.Что-то ей было нужно, куда-то она ехала по поводу похорон Серебровской…

Михалыч шевелил губами, припоминая вчерашний разговор ссекретаршей, как вдруг истерично зазвонил один из его знаменитых телефонов –допотопных громоздких аппаратов из кондового светло-бежевого пластика.

Он протянул руку, чувствуя, что ничего хорошего звонок непредвещает.

– Игорь Михайлович, – проговорил в трубкесолидный, представительный голос Галины Филаретовны, – соединяю вас сНикулиным…

Оправдались худшие его ожидания: звонок пресс-секретаряПоздняковой мог означать неприятности, причем очень серьезные.

– Игорь, – раздался вальяжный голос поздняковскогосекретаря. – Мы тут подумали и решили, что не будем подавать иск. Всложившейся ситуации это будет как-то… некорректно, невежливо, что ли, поотношению к покойной… человек все-таки умер… трагически погиб, так что ворошитьее прах не стоит… даже если она была не права…

– Ну да… конечно… – вяло согласился Громыко.

Про себя он подумал, что Позднякова распорядилась отозватьиск, чтобы ее имя никак не связали с именем погибшей журналистки. Сейчас этимделом занимается милиция, да и пресса уделяет ему повышенное внимание, так чтоумная и осторожная Позднякова решила держаться подальше.

– Только вот что, – тянул свое Никулин, – яслышал, у нее там вроде какие-то отснятые материалы оставались. Так ты, Игорь,будь добр – все эти материалы передай мне. Не сочти за труд. И будем считатьвопрос исчерпанным.

– Материалы? – переспросил Михалыч.

Почувствовав в его голосе настороженность, Никулин быстропродолжил:

– Ты меня понимаешь. Передашь мне материалы – и мы тебепоможем… в меру своих возможностей. Поможем все твои неприятности пригасить. ССеребровской, и вообще… ты ведь знаешь, возможности у нас большие. – Онсделал выразительную паузу и добавил: – Ну а если мы с тобой друг друга непоймем… ну, тогда, Игорь, придется тебе только на себя рассчитывать!

Угрожает, понял Громыко.

Возможности у Поздняковой действительно большие, и если сней не договориться – страшно подумать, что будет! Может и налоговую службунатравить, а то и прокуратуру…

– Я все понял, – ответил он после секунднойзаминки.

– Так как насчет тех кассет?

– Считай, что они уже у тебя!

– Ну, вот и отлично! Я всегда говорил, что ты –вменяемый человек! Мне Ольга Васильевна сказала, что не уверена, а я ей сразуговорю: «Можете не сомневаться, Игорь Громыко – вменяемый человек! Он всепоймет как надо!»

Никулин повесил трубку, а Михалыч все сидел, слушая короткиегудки.

Вменяемый-то он, может, и вменяемый, но кассеты пропали, абез кассет ему с Поздняковой никак не договориться.

Едва покинув кабинет Громовой, Тарханов набрал на мобильномтелефон своего секретаря и торопливо произнес:

– Александра, перенеси встречу с Парамоновым на завтра.Я еще задержусь у следователя…

Сам же он поехал именно в тот район, где его увидел хромойсклочник, – на улицу Некрасова.

Подъехав к дому, расположенному в двух кварталах откукольного театра, он набрал на домофоне номер семнадцать.

Через несколько секунд отозвался мелодичный женский голос:

– Это ты, мой кролик?

– Я, я! – подтвердил Тарханов, перехватив крайненеодобрительный взгляд проходившей мимо старухи.

– Это ты, Борис? – переспросили подомофону. – Разве мы с тобой на сегодня договаривались?

– А что – ты ждала какого-то другого кролика? –проговорил он. – Открой, мне очень нужно с тобой поговорить.

– Ладно, поднимайся! – послышалось через некотороевремя.

Домофон щелкнул, дверь открылась, и Тарханов взлетел натретий этаж. Можно было бы сказать, что он взлетел на крыльях любви, но на этотраз им владело совершенно другое чувство.

Дверь уже была открыта, и на пороге его поджидала невысокаяхрупкая девушка в коротком и очень открытом синем платьице, перехваченномшироким поясом. Пышные рыже-каштановые волосы были забраны вверх, открываярозовые маленькие ушки, в которых сверкали крошечные бриллиантики.

Несмотря на ужасный день и на свое состояние после допроса усурового следователя Громовой, Борис Тарханов невольно девушкой залюбовался.Тонкие черты лица, чуть вздернутый носик, полные розовые губы…

Однако выражение лица этой девушки не предвещало ничегохорошего. Синие глаза потемнели, как море перед бурей.

– Мы, кажется, договорились, что ты будешьпредварительно звонить! – проговорила она, оглядывая гостя с ног доголовы.

Губы ее некрасиво скривились, глаза сощурились и уже неказались такими большими. Тарханов тряхнул головой, все очарование пропало.

– Борис! – строго сказала она. – Я непотерплю такого обращения…