– Убирайся! – зашипела она, подталкивая его квыходу. – Если не уйдешь, если мне помешаешь, сама к следователю пойду искажу, что целый месяц тебя не видела! И еще скажу, что ты жаловался при мне нажену и грозился ее убить! Ненавидел ты ее страшно – вот и не выдержал, придушилпакетом!

– Ты что – с ума сошла? – оторопел Тарханов.

– Пошел вон! – взвизгнула она.

Глаза Алины испуганно бегали по сторонам, руки тряслись,губа некрасиво отвисла. От былой прелести не осталось и следа. Борис сдался –он понял, что сейчас лучше уйти, потому что ничего, кроме скандала, не выйдет,если он останется. Он шагнул на площадку, Алина подтолкнула его наверх.

Мигом взлетев на один пролет, Тарханов осторожно выглянул иувидел, как к двери Алины подошел вальяжный мужчина в дорогом кашемировомпальто. Он поднес руку к звонку, но помедлил и оглянулся. Тарханов отметилтщательно причесанные седеющие волосы, очки в дорогой оправе.

Дверь распахнулась без звонка. Алина уже полностью пришла всебя и сверкала улыбкой.

– Как же ты долго, – проворковала она, – явся извелась уже…

На этом дверь захлопнулась.

«Сейчас последует чайная или кофейная церемония, затемдругая церемония, потом нежный поцелуй на прощание… – Борис скрипнулзубами. – Но где же я видел этого типа?»

В задумчивости он стал спускаться по ступенькам,разминувшись с женщиной странного вида.

– Денек добрый! – пропела она приторным голосом.

– Здрасьте! – буркнул Тарханов, поднимая глаза.

Тетка была совершенно карикатурная, прямо как из советскихкомедий довоенных лет. На голове торчала маленькая коричневая шляпка, губынакрашены ядовито-красной помадой в форме сердечка, на плечах расположиласьсамая настоящая чернобурая лиса – с лапами и мордой, кажется, его бабушканазывала это горжеткой.

Борис недоуменно пожал плечами и побежал вниз. Однако вмашине силы неожиданно оставили его, и он посидел немного, положив голову наруль.

Он только позавчера похоронил жену, еще не оправился от еенеожиданной и страшной смерти, и вот пожалуйста – его подозревают в убийстве! ИАлинка оказалась настоящей стервой. И как его угораздило с ней связаться?

Он просто устал быть один. Лена всегда была по горло занятасвоей работой. У нее едва хватало сил и времени на себя. А ему нужно было,чтобы кто-то его слушал хоть изредка, заглядывал в глаза, спрашивал онастроении, гладил по голове, подкрадывался неслышно и прикасался к шее теплымигубами. Ему нужна была ласковая, преданная женщина. Конечно, Алина не всегдасоответствовала этому образу, но все же кое-что умела изобразить, когда ей этобыло нужно.

Как выяснилось сегодня, она очень удачно врала. И его простоиспользовала, пока не подвернулся более подходящий любовник. Черт, где же онвидел этого мужика? В Комитете по градостроительству? Или в ГИОПе? А можетбыть, в мэрии? Ну да, точно, это же Лампасов из мэрии. Вроде говорили, идет наповышение, губернатор его очень ценит… Конечно, Алина за него цепляется, боитсяупустить… Однако какая стерва. Ни за что не скажет правды у следователя!

«Это мне наказание, – понял Борис, – за то, чтокогда Лену убивали, я с Алинкой… в постели… ох!»

Его обожгло острое чувство стыда.

«Мне придется с этим жить. Ничего уже не поправить».

Пока Борис Тарханов мучился совестью в машине, женщина, скоторой он встретился на лестнице, стояла на площадке перед квартирой Алины ивнимательно слушала доносившиеся оттуда звуки. Потом она удовлетворенно кивнулаи направилась наверх, на чердак. Там она сняла идиотскую шляпку и горжетку испрятала все это в объемистую сумку. Потом сняла пальто и вывернула егонаизнанку. Получилось обычное неказистое пальтишко из непромокаемой неяркойткани. Женщина достала из той же объемистой сумки аккуратную ушаночку,отделанную норкой, и яркий шарф, после чего стерла с губ ядовито-краснуюпомаду. В таком прикиде она помолодела лет на пятнадцать и побежала вниз поступенькам почти вприпрыжку.

Выйдя на улицу, женщина наметанным глазом увидела машинуТарханова и усмехнулась про себя. Он ее не заметил, а если бы и заметил, то низа что не узнал бы без горжетки и ротика «сердечком». Не привлекая к себевнимания, женщина не торопясь пересекла двор и вошла в подъезд противоположногодома. Дом этот давно уже числился аварийным и стоял в очереди на капитальныйремонт. Постоянные жильцы выехали, но свято место, как известно, пусто небывает, так что в опустевшие квартиры немедленно и самовольно заселились бомжи,сомнительного вида приезжие из южных краев и просто всякие личности, обиженныесудьбой.

Женщина поднялась по грязной лестнице, аккуратно ступая истараясь не касаться закопченных стен, миновала квартиру на первом этаже, гдечерез приоткрытую дверь видна была многочисленная компания «лиц кавказскойнациональности», сидящая на полу и с аппетитом поглощающая шашлык. Судя позапаху дыма, доносящемуся из квартиры, жарили шашлык они тут же, на кухне.

На площадке второго этажа спал лохматый, немытый бомж вобнимку с такой же лохматой, немытой собакой. Женщина поморщилась и ловкоперепрыгнула спящую парочку. Бомж что-то хрюкнул во сне, собака и ухом неповела.

На площадку третьего этажа выходили две двери, одна –старая, дубовая, с остатками потрескавшейся зеленой краски, но еще крепкая, схорошим старинным замком. Другой двери не было, вместо нее висела занавеска изобивочной ткани, споротой, надо полагать, с чьего-то выброшенного дивана.

Женщина покачала головой – когда она была здесь вчера, дверьеще имелась в наличии, правда, по классификации фонвизинского Митрофанушки,являлась она дверью «существительной», то есть существовала сама по себе, неприлагаясь к стенке. Из-за колышущейся занавески раздавалось жизнерадостноенемузыкальное пение недавно выпившего человека. Женщина пожала плечами ипостучала в соседнюю дверь.

Долго никто не открывал, наконец послышался звук отпираемыхзамков, и дверь распахнулась.

– Привет, – бросила женщина невысокому пожиломумужчине, причем в голосе и намека не было на приторность дамы в горжетке.

– Ах это вы… – суетливо забормоталстаричок, – проходите уж.

На нем были старые валенки и женская кацавейка мехом наружу,в квартире был жуткий холод, поскольку все коммуникации в доме давно отключили.

Ступая неслышно, старичок провел женщину через тесную,захламленную кухню в узенький коридорчик, а потом в самую дальнюю комнату.

– Вот тут вам будет удобно… – суетился старичок,показывая на широкий подоконник, – я и пыль протер.

– Не задерживаю, – бросила ему женщина, –свободен.

Старичка как ветром сдуло. Из той же бездонной сумки женщинадостала хороший фотоаппарат импортного производства с мощным телеобъективом,повозилась немного, устраиваясь на подоконнике, пытаясь спрятаться за пыльнуюзанавеску.