– Спасибо, Ломтиков, можете идти! – милостиворазрешила Анна Николаевна.

Как только дверь за Ломтиковым закрылась, она сняла очки иуставилась на посетителя.

– Итак, Борис Григорьевич, в ходе следственногоэксперимента мы установили, что проникнуть на территорию студии может любойчеловек, вовсе не являющийся ее сотрудником. А вы, поскольку там работала вашажена… ваша покойная жена, – поправилась она, – вы наверняка хорошознаете тамошние порядки, и для вас проникнуть туда не представляло никакоготруда.

– Но зачем? – воскликнул Тарханов. – Зачеммне было убивать жену? У нас с ней были очень хорошие отношения!

– Вот, кстати, насчет отношений… – Громова снованадела очки, порылась в бумагах на своем столе и выхватила одну из них, какфокусник выхватывает из шляпы кролика, букет цветов или что-нибудь еще столь жебесполезное. – Вот показания вашей домработницы, Галины Лопатниковой. Онаутверждает, что вы с женой жили практически как посторонние люди, между вами небыло никакой близости и вы по многу дней вообще почти не встречались…

– Эта идиотка свихнулась от бесконечныхтелесериалов! – выпалил Тарханов. – Что она понимает?! Мы с женойпрожили вместе много лет, и, конечно, у нас сейчас не медовый месяц, ноотношения вполне приемлемые!

– Интересно, интересно! – пробормотала Громова исделала в своих бумагах какую-то пометку. – Сколько, говорите, лет выпрожили с женой?

– Пять… пять с половиной… – проговорил Тархановпосле секундного раздумья.

– Вы считаете – это много? – На лице Громовойпоявилось удивление.

– Я не понимаю – вы что, пригласили меня, чтобыобсуждать мои семейные отношения?

– Ваша жена убита! – проскрежетала следователь,сняв очки и обдав посетителя холодом. – И я буду выяснять все, что сочтунужным, чтобы найти ее убийцу!

– Извините, – стушевался Борис, – я не совсемверно выразился… Разумеется, я тоже хочу, чтобы убийца был найден… но выпонимаете, что у меня не было никакого мотива…

– Как раз мотив у вас был, – негромко ответилаГромова и снова уставилась в свои бумаги.

Она молчала, перебирая записи, и Тарханов нервничал всебольше и больше. Когда тишина стала невыносимой, он наконец прервал ее,проговорив:

– Какой?

Громова подняла на него удивленный взгляд, как будто забылао его присутствии в своем кабинете.

– Что – какой?

– Вы сказали, что у меня был мотив… Что вы имели ввиду?

– Ах мотив! – протянула Анна Николаевна ипотянулась, как кошка, изловившая особенно крупную мышь. – Мотив найдется,стоит только как следует поискать. А уж я поищу, можете не сомневаться! –Она сняла очки и наградила Тарханова многообещающим взглядом.

Шурочка спиной открыла дверь и попыталась выйти в коридор.Руки у нее были заняты подносом с грязной посудой. Как обычно, никто изжурналистов, операторов и прочих сотрудников студии, каждые пять минуттребовавших от нее кофе, не удосужился вымыть свою чашку, и эта почетная миссияснова досталась ей.

Придерживая дверь плечом, Шурочка попыталась развернуться, итут на нее кто-то налетел. Она взвизгнула, поднос накренился, пирамида изгрязных чашек сползла на край… Шурочка уже предчувствовала, как все этовеликолепие рассыпается по полу грудой осколков, но тот человек, с которым онастолкнулась, неожиданно ловко перехватил поднос и привел его в устойчивоеположение. Шурочка облегченно вздохнула и подняла на своего спасителя глаза.

Это был маленький толстый розовощекий человечек в круглыхметаллических очках, с выражением мягкого укора на лице.

– Что же вы так много посуды нагрузили? – спросилон Шурочку, придерживая дверь.

– А вам-то что? – неожиданно для самой себяогрызнулась вежливая Шурочка. – И вообще, что вы тут делаете? Вас наток-шоу к Яблокову пригласили? Так это в четвертой студии, налево по коридору…

– Я не к Яблокову, я к вам! – кротко ответилтолстяк. – Давайте мы этот поднос куда-нибудь поставим, а то мне на негострашно смотреть…

– Ко мне? – недоуменно переспросилаШурочка. – Вы ничего не перепутали?

Она была личностью настолько незаметной и незначительной,что сослуживцы вспоминали о ней только в двух случаях: когда хотели кофе иликогда нужно было кого-то послать в другой конец города с мелким и неприятнымпоручением. Поэтому сама мысль, что кто-то, пусть даже такой неказистыйчеловечек, пришел именно к ней, показалась ей совершенно удивительной.

– Нет, Шурочка, я ничего не перепутал. – И толстякпоказал ей служебное удостоверение.

– Ломтиков Георгий Михайлович, – прочиталаШурочка.

Фамилия «Ломтиков» очень подходила ее новому знакомому.

– И чего вы от меня хотите, Георгий Михайлович? –испуганно осведомилась девушка.

– Георгий Михайлович – это очень длинно… можно простоГоша. – Он поставил поднос на свободный стол и повернулся к секретарше: –Вы ведь хорошо знали Елену Андреевну Серебровскую?

При упоминании покойной Шурочкины глаза немедленнонаполнились слезами. Она хлюпнула носом, достала кружевной платочек и уткнуласьв него.

– Она быва такая свавная… – прогундосила девушка,собираясь со вкусом разрыдаться.

– Не плакать! – неожиданно резко прикрикнул на нееЛомтиков.

Он совершенно не выносил женских слез и довольно давносделал важное открытие: если женщина собирается заплакать, ни в коем случае ненужно проявлять мягкость и чуткость, это только укрепит ее в намерении. Ведьтак приятно поплакать на плече у заботливого, внимательного человека! Вот еслипроявить неожиданную строгость и решительность, то можно избежать потока слез.

И действительно, Шурочка удивилась и раздумала плакать.Вместо этого она вытерла глаза и вполне членораздельно повторила:

– Она была такая славная! И посуду сама мыла… иногда. Ивообще… она меня замечала!

Шурочка снова шмыгнула носом, и Ломтиков поспешил поменятьнаправление ее мыслей.

– А правда, что в день убийства ее вызывали на ковер кначальнику и ей от него здорово досталось?

– Я… я ничего не знаю… – забормотала Шурочка,опасливо оглянувшись на дверь. – Я ведь просто секретарша…

– Вы очень толковая и наблюдательная девушка! –польстил ей Гоша. – И вообще, секретарши… то есть офис-менеджеры, знаютвсегда больше всех!

– Ну да… Михалыч… то есть Игорь Михайлович, ее в тотдень вызывал… – неохотно призналась Шурочка. – Он был очень не вдухе… говорят, даже грозился уволить…

– Вот как! – Гоша заметно оживился. – А зачто – вы, случайно, не знаете?

– Это все из-за Поздняковой! – выпалила Шурочка итолько тогда спохватилась, что сболтнула лишнее. Но слово – не воробей, и Гошамоментально за него зацепился.