— Я лучше пойду и посмотрю, не проснулся ли Ноэль, — сказал Пайк, ставя свою кружку. — Под лежачий камень вода не течет, верно?

— Как скажете.

— Спасибо за чай.

— В любое время.

Пайк посмотрел на Сару. У нее была очень белая кожа и очень голубые глаза.

— Спасибо за все, большое спасибо, — произнес он.

Пайк вошел в дом Бишопов через дверь на кухню. Из гостиной послышался ужасный харкающий кашель — мистер Бишоп проснулся.

Пайк нашел его в холле. Тот чесал себе голову, пытаясь отскрести засохшие следы рвоты с переда рубашки. Он посмотрел на Пайка, сощурившись.

— А ты что за хрен?

— Друг Ноэля. Мы приехали этой ночью.

— Этой ночью? — у папаши Бишоп был заметный западный выговор.

— Я и Ноэль.

— Ноэль? Он здесь?

— Спит в вашей спальне.

— В моей спальне… — Его скрутил очередной приступ кашля.

— Дрянь, — сказал он, когда его отпустило. Пайк не мог с уверенностью сказать, относится ли это к нему, Ноэлю, кашлю или ко всему миру в целом.

Бишоп, шаркая, направился на кухню. Там он сдвинул вбок гору посуды и налил воды в чайник. Пайк вошел следом.

— А что Ноэль здесь делает?

— Мы приехали, чтобы расспросить вас о Чесе.

— О Чесе?

— Да. Он ведь был здесь, верно? Во вторник ночью.

— Во вторник ночью? Серьезно? Не помню.

— Чес был здесь, и нам нужно знать, куда он поехал.

— Куда поехал? Какого хрена я должен знать, куда он поехал?

— Может, он вам что-нибудь сказал.

— Мне? С какой стати ему что-то мне говорить? Он никогда ни хрена не говорит. — Он поставил чайник на конфорку и зажег газ.

— Так вы не знаете, куда он мог поехать?

— Он мог поехать, куда угодно. — Бишоп достал из кармана сплющенную пачку «Эмбасси». Достал сигарету и, не предложив Пайку, прикурил от конфорки.

— Послушайте, мистер Бишоп, это очень важно. Чес точно ничего не говорил, куда собирается, когда уезжал отсюда?

— А когда он уехал? — Бишоп харкнул, задумался на секунду и затем сплюнул в раковину.

— Вот что я тебе скажу, — добавил он. — Почему бы тебе не убраться и не оставить меня в покое?

Пайку хотелось взять его за морщинистую харю и шмякнуть об стол. Десять лет назад он так бы и сделал. Но он знал, что от этого не будет толку.

— Я пойду за Ноэлем, — сказал Пайк и вышел из кухни.

— Давай, давай. Иди за Ноэлем, — прокричал ему вслед мистер Бишоп, сопровождая свои слова очередным приступом кашля.

Судя по звукам, Ноэль спал. Он растянулся в одном нижнем белье на двуспальной отцовской кровати. В таком виде: рот приоткрыт, язык наружу, лицо расслаблено, он был очень похож на отца.

К удивлению Пайка, комната оказалась относительно чистой. В ней старик предпринял трогательную попытку поддержания порядка. Спальня являлась своего рода алтарем его умершей жене. На комоде стояли три ее фотографии в аляповатых золоченых рамках, а вокруг лежало несколько ее вещиц: серебристая щетка для одежды, пара очков в розовой оправе, засушенные цветы, части сломанных украшений.

Пайк встряхнул Ноэля и продолжал трясти, пока тот не проснулся. Ноэль, казалось, ничего не мог понять.

— Что? Что такое?

— Ну же, Ноэль. Проснись, проснись.

— Пайк? В чем дело? Который час?

— Вставай. Тебе нужно поговорить с отцом. Я от него ничего не добился.

Ноэль посмотрел на свои наручные часы:

— Господи, Пайк. Только половина девятого утра, черт.

Пайк схватил Ноэля, вытащил его из кровати и скинул на пол. Длинные ноги Ноэля были бледными и безволосыми, как у женщины.

— Пошли вниз. Давай.

— Мне холодно.

Пайк схватил в охапку его одежду и кинул Ноэлю:

— Одевайся.

Он стоял и ждал, пока Ноэль неуклюже одевался, все время ругаясь и что-то бормоча себе под нос. Затем они вдвоем спустились вниз.

Мистер Бишоп снова вернулся в гостиную, где сидел и смотрел в окно на серый день, куря и грея руки о кружку с чаем.

— Привет, пап.

— Пап… — Он даже не оглянулся. — Так ты и вправду здесь, Ноэль?

— Да. Послушай, пап. Чес пропал.

— Пропал? Чес… Да…

— И ты последний, кто его видел.

— Видел, да. Но я был пьян, Ноэль. Пьян.

— Это неважно.

— Неважно. Нет… Твой старик был чертовски пьян. Я ничего не помню, он забрал какие-то вещи.

— Какие?

— Какие? Откуда я знаю? Какие-то свои коробки. Свое барахло. Знаешь, у Чеса всегда полно всякого. Коробки барахла, куда бы он ни поехал. Наркотики. Он никогда не приезжает ко мне просто так, а только потому, что здесь его героин.

— Тебя это никогда не волновало, отец…

— Никогда не волновало! Он никогда не приезжал, чтобы навестить своего старика. Так же, как и ты, Ноэль. Никогда не приезжаешь ко мне.

— Но я ведь здесь, верно?

— Неужели? Только потому, что тебе что-то надо. Ты не заботишься о своем старике.

— Назови мне хоть одну причину, почему я должен о тебе заботиться. Хоть одну, блин. Ты всю жизнь считал меня дерьмом, а теперь сам просто безнадежный, старый, спившийся чудик.

— Спившийся чудик. — Старший Бишоп начал смеяться, и этот смех неизбежно обернулся кашлем. — Это точно. Спившийся чудик.

Он швырнул кружку об стену, и та разбилась вдребезги, оставив после себя коричневое пятно.

— Спившийся Пикассо.

— Не выпендривайся, отец. — Ноэль положил руку ему на плечо.

— Не трогай меня, черт побери!

Ноэль опустил руку.

— Наркота, грязь, мусор, дерьмо. Здесь всего этого до хрена. — Старший Бишоп встал и подошел к окну. — Он был здесь. Не оставался на ночь. Приехал и уехал. Я для вас что, кладовая или склад нахрен? Бат.[34]

— Что?

— Что? Что значит, что? Поехал он в Бат.

— Чес поехал в Бат?

— В Бат. Сказал, что едет в Бат. Еще сострил: мол, еду в Бат смотреть закат. Бат — закат.

— Вы уверены в этом? — спросил Пайк.

— Уверен. Он должен встретиться там с каким-то немцем. Что ему нужно в этом дерьмовом Бате?