— Юрий Петрович? Давайте спустимся в парк, не нужно, чтобы нас слышали.

Они молча и неспешно миновали огромную пустующую в дневное время автостоянку, прижавшийся к ней карликовый детский городок — безлюдный, с покрытыми крупными каплями росы горками и каруселью, круглый магазин со стеклянными стенами — аквариум для новых русских, перешли дорогу и очутились на краю парка. Гордеев с сомнением поглядел на ржавые осклизшие листья, на грязное небо, на такую же грязно-серую поверхность Верхнего Царицынского пруда невдалеке за мокрыми черными деревьями и на сияющие туфли Иванова, словно из рекламы нового крема для обуви.

— Кого вы имели в виду, Леонид Степанович, — прервал он молчание, — когда говорили, что нас могут подслушивать? Соседей? Или кого-то еще?

— А вы полагаете, слежка бывает только в кино? — усмехнулся Иванов снисходительно. — Вы, кстати, всю жизнь адвокатом или работали в органах?

— В Генпрокуратуре.

— Вот как… — Они свернули на тропинку, ведущую в сторону пруда, и углубились в заросли молодых кленов.

— Я слыхал, вас ограбили? — возобновил прерванную беседу Гордеев. Но Иванов не ответил, и тогда он спросил уже настойчиво: — Вы опасаетесь тех, кто это сделал?

— Зачем вам это нужно? По-вашему, ограбление имеет какое-то отношение к Попкову?

— А по-вашему, не имеет?! — возмутился Гордеев. Он убедился, что ходить вокруг да около бессмысленно: Иванов — калач тертый, собственно, иное предполагать было трудно, и, не услышав четко сформулированной позиции, слова не скажет. — Попков уверяет, что ни в чем не виноват, — продолжил Гордеев спокойно, — ему принесли бумагу — он подписал. Почему подписал? Да потому, что таков порядок. Хоть он и замминистра, но на самом деле — человек маленький. Естественно, я как адвокат должен его утверждение проверить. И я не настолько наивен, чтобы возомнить, будто все свидетели станут со мной откровенничать. Но я знаю по опыту: в сложном деле, в которое вовлечено множество нерядовых чиновников, у каждого есть свой шкурный интерес. И никакая корпоративная этика, никакой страх перед нашей следственно-судебной системой, никакое стремление отсидеться в укромном углу и переждать бурю не заставят их прекратить свои бесконечные интриги. Поэтому каждый хоть что-нибудь да скажет. Слово в свое оправдание и десять в придачу, чтоб нагадить другому. А что я вижу? Свидетелей много, но с каждым произошла какая-нибудь случайность. Они просто все исчезли, никого не найти! Вы первый, кто согласился со мной поговорить, и у вас тоже, как выясняется, не все слава богу. И вы хотите меня убедить, что ваше «не слава богу» не имеет к моему подзащитному никакого отношения?!

— Я уже не чиновник, Юрий Петрович! — обиженным тоном заявил Иванов, — я пенсионер. И подсиживать мне некого, и за кресло я не держусь, нет у меня никакого кресла! У меня есть только моя пенсия.

— Давайте уж начистоту, Леонид Степанович, пенсии тоже бывают разные. Можно спокойненько подрабатывать консультантом в банке или нефтяной компании: и нескучно, и опыт втуне не пропадает, не говоря уже о прибавке к пенсии. А можно остаться не у дел, и мало того — до конца дней ходить под дамокловым мечом: сегодня вам вроде ничего не угрожает, а завтра? Вдруг эти нынешние там, наверху, в очередной раз все переиграют, расклад сил изменится, и о вас вспомнят в самом неблагоприятном аспекте. Захотят кого-то из ваших старых знакомых утопить, а вас использовать в качестве гири. Станут тягать на допросы, выматывать жилы из пожилого человека.

Иванов остановился и смерил адвоката презрительным взглядом:

— Как прикажете вас понимать? Вы мне угрожаете?!

— Если вам, Леонид Степанович, кто-то и угрожает, то, во всяком случае, не я. Я представляю интересы безвинно арестованного Попкова, и только.

— Так уж и безвинно? Вы же не переговорили ни с одним свидетелем, а документы подтверждают его вину.

— Это моя субъективная оценка, — возразил Гордеев. — Согласитесь, Виталий Евгеньевич не тянет на финансового махинатора. Но если не найдется человек, у которого хватит смелости рассказать правду, то он сядет. Надолго.

— Сядет, — философски заметил Иванов. — А на замминистра ваш Попков точно не тянул.

Гордеев сделал вид, что не расслышал.

— Но я думаю, что искомый человек все же существует. Вы, Леонид Степанович, так же как и Попков, являетесь пострадавшей стороной. На пенсию, как я предполагаю, вас ушли, причем безвременно. Это — раз. Взамен, похоже, ничего не предложили, так что терять вам нечего, это — два. И главное, несмотря ни на что, вы согласились со мной встретиться; поэтому я рискну предположить: у вас хватит мужества выступить в защиту Попкова, это — три.

Иванов при последних словах недовольно скривился, как будто ему наступили на ногу в метро, а вместо извинений еще и оттерли с прохода.

— Оставьте свою патетику для суда, я вас прошу! Я встретился с вами не потому, что ваш Виталий Евгеньевич мне симпатичен, и не потому, что я считаю его без вины виноватым.

— Секундочку! Значит, вы полагаете, он получил-таки взятку от «Русьнефти»? Но по неопытности сразу же попался?

— Не перебивайте меня, пожалуйста! — еще сильнее скривился Иванов. — Иначе мы с вами ни до чего не договоримся. Я не думаю, что Попков брал взятку, если вас это так интересует. Во всяком случае, не ту, которую ему инкриминируют. Даже если он ничего не смыслил в том, как брать, в «Русьнефти» сидят не идиоты, там смогли бы все оформить, как положено, чтобы комар носа не подточил. Но замминистра финансов — это вам не маленький человечек, не козявка! А если ваш бедный-несчастный Попков не ведал, что творил, святая простота, значит, вот вам хрестоматийный пример, когда простота хуже воровства.

Они вышли на поляну, и Иванов повернул обратно в заросли. Боится дедулька, что его водят, подумал Гордеев, и пишут разговоры, причем не абы как — с телескопическим микрофоном. Паранойя? Спектакль, рассчитанный специально на меня? Или у него действительно сидят на хвосте серьезные ребята?

— Я с вами встретился, Юрий Петрович, по одной-единственной причине. Вы ее, кстати, сами только что упомянули: обидно, когда знания и опыт пропадают втуне. Так что не найдетесь! В суд я не пойду и показаний в пользу Попкова давать не стану, выкручивайтесь, как хотите, вам за это деньги платят. Но то, что я сейчас скажу, намотайте на ус, может, это вам поможет. Вы спрашивали, кого я опасаюсь, кто стоит за моим увольнением и за этим ограблением? ФСБ. Я в этом убежден. Абсолютно. Ну как, не пропало у вас желание защищать Попкова?

— Нет. Я предполагал нечто подобное, хотя до конца уверен не был.

— Позвольте полюбопытствовать, как вы пришли к такому выводу. Если не секрет?

— Я знаком со следователем, ведущим дело. Он типичный бульдог, клещ, но не великий комбинатор, ни в коем разе. Выдавливать из свидетелей нужные показания — да, тут он мастер. Но организовать их исчезновение по уважительным и как бы естественным причинам? Если бы мозгом операции являлась Генпрокуратура, назначили бы другого следователя: более гибкого и беспринципного. А так Юсуфову просто сказали: «фас», и он вцепился мертвой хваткой. Возможно, не в того, на кого науськивали, а в того, кто случайно подвернулся. А всю черновую работу сделал за него кто-то другой, причем весьма квалифицированно.