поедешь переучиваться.

Ну вот и обломал меня сразу комэска.

— Что, недостоин ещё? Или какие-то другие причины? — спросил я.

— Людей не хватает подготовленных. Мне с кем воевать ещё четыре месяца? — грозно сказал Буянов. — Вон, Гнётов все уши прожужжал, чтобы втиснуться в эти списки на переучивание. И откуда он только узнал, что именно сейчас будут эти курсы, — отмахнулся комэска.

И, правда! Никаких ведь слухов не ходило, что мы можем пересесть на МиГ-29. Про этот самолёт вообще разговоры начали ходить, только когда мы его в небе у границы с Ираном встретили.

— Значит, как воевать, так это Родин. А как двигаться вперёд — тебе ещё рано. Так, получается? — спросил я, совершенно не стесняясь регалий своего комэска.

— Ну, ты мне погунди ещё! Переучишься и ты на МиГ-29. Вообще-то, у меня есть иная информация насчёт тебя, — сверлящим взглядом посмотрел на меня Буянов.

— Иван Гаврилович, оттягивая моё переучивание на новый тип, вы меня не удержите в полку. Вы же про возможность моего перевода? — спросил я.

Гаврилович начал ворчать, соответствуя своему предпенсионному возрасту и статусу дедушки. На его месте я бы тоже старался удержать в полку перспективного парня. Единственное, что меня сейчас в этой ситуации настораживает, это не самый надёжный вариант перевода. Точнее, он очень долгий. Документы должны пройти много согласований, прежде чем я получу выписку из приказа о назначении на новую должность в другую часть.

— Родин, ты хочешь меня с Барсовым оставить и зятьком?

Мда, компашка у комэски на неопределённый период будет в Афгане так себе. Ещё и после курсов приедет Гнётов и будет в каждой новой операции тянуть на себя одеяло, чтобы выслужиться.

— Так в профессионализме и Менделя, и Марка я не сомневаюсь. Они не хуже меня в лётной работе.

— Много ты знаешь! — мазнул рукой Иван Гаврилович и встал со скамейки. — Давай ты не будешь переводиться, Сергей. Чем тебе плохо в Осмоне? Хочешь, мы тебя в должности повысим.

— Старший лётчик? Спасибо, но это не аргумент, — ответил я.

— Если мало старшего лётчика, давай тогда на командира звена. Что скажешь? — улыбнулся Буянов, и я чуть было челюсть не выронил.

— Какого ещё звена, Иван Гаврилович? — удивился я.

— Тактического, — иронично сказал комэска. — Авиационного звена, естественно! Приставим к тебе инструктора, дадим личный состав и будешь руководить.

— Иван Гаврилович, зачем вы меня… повышаете, так сказать? Не надо покупать меня таким способом, — ответил я. — К тому же у нас нет свободных мест командира звена.

Может быть и есть в других эскадрильях, но о них я не знаю. Да и куда мне⁈ Я даже допуск на полёт в качестве ведущего не имею.

— Будет. Гаврюк уйдёт и освободится место.

Челюсть у меня уже второй раз чуть не отвалилась. Что это за кадровые перестановки такие со стороны командования⁈

— Валера не собирался на пенсию. Вроде, — сказал я.

— К сожалению, Сергей, Гаврюк больше не может служить у нас. Причины ты знаешь. Томин как мог, пытался его удержать, беседовал с ним, закрывал глаза на… трусость. Теперь всё, — сказал Буянов.

Вот оно что! Не успели командира проводить в последний путь и сразу начали сводить счёты.

— И вы вот так его лишите неба? Он разве не заслужил шанса остаться? Переведите его в бомбёры, транспортники, вертолёты. Да хоть на «кукурузник»! — возмутился я.

Иван Гаврилович объяснил подобное решение не только событиями в этой командировке в Афганистане. В их первый срок в этой стране Валера тоже не всегда соответствовал моральному облику. Плюс ко всему, Буянов поведал об одном инциденте во время их совместного вылета на МиГ-21УМ.

— Больше года назад он потерял сознание прямо в полёте, — сказал Буянов. — Не знаю причину, но я не придал этому значение. Временно не ставил его на полёты, а нагрузил нарядами.

— Это было в ноябре прошлого года? — спросил я.

— Именно.

Вот же совпадение! Значит, в день моего приезда в Осмон, Валера уже был отстранён от полётов и тащил очередной наряд.

— А он мне говорил, что переучивался на модификацию СМ, — сказал я, вспоминая наш первый разговор с Валерой у КПП.

— Я его и туда отправил, поскольку он очень эмоционально убеждал меня и Гнётова, что готов летать. Максимыч только пришёл в эскадрилью, и у них сразу отношения с Валерой не заладились.

Удивительно, как всё не то, чем мне казалось. Я до сих пор не верю, что меня учил человек с таким «багажом». С другой стороны, мы с ним друзья. Он реально меня обучил определённым навыкам. Вместе со мной летал на задания и так же, как и я выполнял боевые задачи. Надо же, как всё повернулось теперь.

— Решение принято, Сергей, — подытожил Буянов. — Его принял и Гаврюк. Переучивается, достойно выходит вместе с нашим полком из Афганистана и на этом всё, — сказал Иван Гаврилович. — Думай над моим предложением, пока оно ещё в силе. Пойду дальше Гаврюка искать.

Прикладываясь ко сну, я ещё раз обдумал очередное «привлекательное» предложение.

Да что за напасть-то пошла такая⁈ Всем я нужен. Неужели в армии всегда была напряжёнка с людьми? И как вообще меня представляют в роли командира звена, если я даже допуск на ведущего пары не имею?

В таких ситуациях обычно и оставляешь всё на откуп начальникам. Поэтому в армии мне и легко. Здесь думать не надо, а только соображать. И думал я сейчас больше не о себе, а о Гаврюке. Вот так взять и выкинуть человека на обочину.

Похороны Томина стали продолжением всех памятных мероприятий в его честь. Много народу, цветы, венки, ободряющие слова для его супруги и родных. Один из больших начальников в звании генерал-лейтенанта объявил, что Валерий Алексеевич будет посмертно представлен к званию Героя Советского Союза. Пожалуй, командир это заслужил как никто.

Почётный караул выполнил прощальный салют, могила была закопана, венки расставлены и собравшиеся потянулись к выходу с кладбища. Я тоже пошёл за всеми, но затем увидел одиноко стоящую женщину в тёмном одеянии. Лариса Павловна, супруга Валерия Алексеевича стояла рядом с местом захоронения, держа в руках подушечки с медалями и орденами командира. Долго я размышлял подойти к ней или вот также постоять в стороне. Но всё разрешилось само собой.

— Вы можете подойти, молодой человек. Я не кусаюсь, — сказал Лариса Павловна, повернувшись в мою сторону.

— Простите. Хотел сам подойти, но не хотел вас побеспокоить, — сказал я, встав рядом с женщиной. — Соболезную вам…

— Спасибо. Мне это многие сегодня говорили. Вы Сергей Родин? — спросила она, посмотрев своими печальными серыми глазами на меня.

— Да, — ответил я.

— Я вас узнала. Валера в письмах из Афганистана упоминал про вас. Вы ему очень импонировали, — сказала женщина.

— Валерий Алексеевич ко всем был справедлив, заботлив и добр.

— Но не всех называл «голодным до неба», — сказала Лариса Павловна. — Вас таких двое