Теперь все присутствующие могли заметить, что мечбезупречен, вопреки мнению правителя. Кроме того, Голгрин показал, насколькоКхан неискусен с клинком.

Теперь уже каждый людоед в зале смог ощутить напряжение,возникшее между ними. Стихли крики, прекратились пари, остановилось веселье —все напряжённо ждали.

Заранг дёрнулся, его взгляд метался между капитаном стражи,стоящим у стены, и Голгрином.

Капитан, чей ранг отмечала красная перевязь на левом плече,с обнажённым мечом шагнул к малорослому эмиссару. Голгрин наблюдал за егоприближением, не произнося ни слова. Грудь и череп людоеда украшали ритуальныешрамы, свидетельствующие о его принадлежности к одному из самых жестокихгорских.

Они обменялись взглядами.

Как только мускулистый капитан подошёл к Голгрину вплотную,он взмахнул мечом и в один миг вернул клинок в ножны.

Тронный зал придушенно выдохнул.

Капитан чётким шагом приблизился к сундуку и взял брошенныйтуда клинок.

— Харок и`Джерилох ут Кир и`Голгрени! — уважительно объявилкапитан стражи на весь зал и взмахнул мечом. — Кар оро?

— Ке! — ответил Голгрин.

Рассмеявшись, капитан перебросил свой собственный меч одномуиз часовых и поместил в ножны драгоценный стальной клинок из сундука, затемнизко поклонился Великому Лорду и вернулся на своё место.

Из Заранга словно выпустили воздух — Великий Кхан сделалнесколько шажков назад и рухнул на подушки, потом привстал, преувеличенно низкосклонил голову и пролаял, показывая, что совсем не сердится на своегоподданного:

— Ко хи, и`Джерилох ут Кир и`Голгрени! Ко и келута, Харго иЛанос и`Голгрени!

Сокращение титулов Голгрина не прошло незамеченным средиподданных.

Великий Лорд уважительно поклонился повелителю и щёлкнулпальцами. Его свита немедленно заторопилась к выходу, таща заключённых нацепях. На следующее утро всех их должны были ритуально казнить при большомстечении народа, а Заранг с Голгрином собирались стоять рядом, изображая живойпример благородного повелителя и его верного слуги.

Лорд подогнул ноги и присел на огромные подушки. Подскочившийслуга протянул ему трубку, но Голгрин жестом отказался. Красивая придворнаядама придвинула ему с другой стороны поднос с вином, одновременно предлагаясвои прелести, которые мог оценить только истинный людоед.

Голгрин принял кубок, позволяя глазам отразить небольшуюзаинтересованность в чаровнице; её муж, набив рот мясом, льстиво улыбнулся. Надругой стороне возвышения Заранг яростно прокричал приказ, и погонщики быстровыпустили в круг бараки. Немедленно завязалась схватка; вновь зазвучали азартныевыкрики.

Голгрин выбрал одну рептилию и милостиво поставил на неёмонету. Множество придворных тотчас поступили так же, как он. Эльф выбрался изугла и снова принялся наигрывать мелодию, которая больше всего нравиласьВеликому Кхану.

Голгрин поглядывал то на схватку бараки, то на Заранга. Кханревел, поддерживая свою тварь, хлопал женщин по задам и жадно затягивался дымомгрмина. За время боев он едва ли более двух раз посмотрел на своего ВеликогоЛорда. Тем временем другие придворные постепенно перебирались на сторонуГолгрина, беседовали на разные темы, заключали пари, и в конечном итоге ВеликийКхан оказался почти в одиночестве, с упоением дымя своим грмином…

Он уже понимал, что перестал быть тем, кто реально управляетКерном…

В течение пяти дней ищейки Сахда, как двуногие, так ичетырехлапые, чешуйчатые, прочёсывали пустынные земли в поисках беглых рабов,которые осмелились на небывалое нападение.

Внушающие страх отряды людоедов карабкались среди чёрныхскал и острых камней, таща с собой трёх, а иногда и четырёх огромныхмередрейков. В страхе перед яростью Сахда они проявляли чудеса выносливости, ине раз Фарос, Гром и Валун были на волосок от поимки.

Но на шестой день отряды начали уменьшаться, а затем облавыпроводились уже без былого пыла. Три минотавра сидели в пещере, найденнойФаросом, которую людоеды, к счастью, так и не обнаружили, и обсуждали, почемуэто произошло.

— Хвала Саргасу! — Валун отбросил в сторону кость, изкоторой мастерил безделушку. — По какой бы ещё причине они могли прекратитьпоиски?

Фарос закатил глаза, не в силах продолжать этотбеспредметный разговор. Неужели он когда-то был таким же наивным?

— Облав Сахда стало меньше потому, что он высчитал тривозможных маршрута нашего движения, — сказал юноша раздражённо. — Ему понятно,что, скорее всего, мы прячемся где-то здесь, перебиваясь подножным кормом, а непытаемся отправиться в долгий переход.

Минотавры гораздо выносливее других рас, но силы этих троихбыли на исходе, и если воды ещё хватало, то попытки раздобыть продовольствиечаще всего заканчивались неудачей. За последние дни они съели только несколькомелких ящериц, которых Гром сумел приготовить с травами, и раненого пятнистогостервятника, пойманного ночью. Голод терзал их, не улучшая настроения бывшихрабов, и так ослабевших после каторжной работы на руднике.

— Или мы всё-таки двинулись к побережью, надеясь достичьимперии, — фыркнул Фарос. — Сами понимаете, какой шанс добраться туда без картыи продовольствия, когда вокруг шныряют облавы.

Три дня назад они плутали в холмах, стараясь пробратьсявосточное и уйти от облав, когда наткнулись на двух мёртвых минотавров, точнее,на то, что от них осталось. Первые останки беглецы встретили у подножия холма,вторые — на вершине. Эти рабы явно заблудились и умерли от голода, пытаясьспастись от Сахда. Теперь их кости белели в пепле, а рогатые черепа служилимолчаливым предостережением.

— Мы ещё можем вернуться в лагерь, — мрачно улыбнулся Фарос.— Просить прощения у Сахда. Там множество гнилой еды и работа, котораяприкончит нас медленно. Ну, естественно, если мы не сдохнем после милыхнаказаний Сахда, который наверняка приготовит для нас что-то особенное.

— У надсмотрщиков с собой много еды, — проговорил Гром. — Мыможем напасть на них и отобрать её. Или хотя бы украсть.

— Что, снова сунемся, как в первый раз? — спросил Валун.

— Это была моя вина, — глухо произнёс Гром. — Я хотел быиметь второй шанс.

Фарос посмотрел ему в глаза: