Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Перейти на страницу:
Сэки Осаму:
Я Сэки Осаму,
старший дознаватель Карпа-и-Дракона.
Кто же ты, стоящий предо мной?
Рэйден:
Я Торюмон Рэйден,
скромный сын самурая низкого ранга,
дознаватель службы, возглавляемой вами,
мой справедливый господин.
Явился я доброй волей,
с рыдающим сердцем.
Склоняю голову и готов к признаниям.
Сэки Осаму:
Сын скромного самурая?
И я – твой господин?
О нет, ты должно быть, шутишь!
Ты – владыка, отдающий приказы,
ты – повелитель всех нас, ничтожных!
Предупредить? Для тебя это мелко!
Доложить? Для тебя это низко!
Спросить разрешения? О чем это я?
Такая просьба тебе неизвестна!
Да будь я твой справедливый господин,
ты бы уже сводил счеты с жизнью!
Рэйден:
Падаю ниц, молю о прощении.
Сэки Осаму:
Скажи мне, о дерзкий самурай!
Скажи, пока тебе не вырвали язык!
С чего это началось?
Что вонзилось занозой в твое седалище?
Рэйден:
Имя, господин, имя и одежда.
Они приходят рука об руку:
имя надевает одежду,
одежда облекает имя.
Сэки Осаму (изумлен):
Имя? Одежда? Ха-ха-ха!
(расхаживает по сцене, топает ногой)
Неслыханная дерзость!
Немыслимая глупость!
Рэйден:
Самурай, доложивший о фуккацу,
назвал мне имя своего убийцы.
О, он помнил его: Кояма Мичайо,
гневный душитель, пьяный ревнивец!
Сэки Осаму:
Кояма Мичайо? И что же с того?
Имя как имя,
хоть с начала, хоть с конца…
Рэйден:
Убийца Кояма Мичайо,
смотритель за разгрузкой риса,
сошедший в ад из-за вспышки ревности,
отдавший свое тело в угоду гневу и похоти,
и насильник Кояма Имори,
смотритель княжеского зонтика,
обвиненный банщицей-самоубийцей –
родные братья, господин.
Старший Мичайо изгнал младшего Имори,
из родного дома изгнал,
велел на порог не пускать,
гнать палками прочь, плевать в спину!
Нет насильнику места, сказал он,
ни в стенах, ни под крышей!
Так сказал он
и вскорости, год спустя,
стал убийцей, адским обитателем,
отдав убитому свое тело.
Сэки Осаму (заинтересованно):
Значит, братья?
(взмахивает веером)
Но зачем же банщице мстить старшему,
зачем делать убийцей, адским обитателем,
зачем отнимать его тело, дарить другому,
если старший брат вступился за женщину,
одарил ее дух сладкой местью,
изгнал насильника прочь?!
Рэйден:
О, мудрость господина!
О, прозорливость!
Вот и я подумал: зачем?
Верен вывод господина: совершенно незачем!
Сэки Осаму:
Гнусный льстец!
Ядовитый мед течет с твоего языка,
затекает мне за воротник,
сквозь поры кожи проникает в сердце!
Итак, имя, но где же одежда?
Сцена 2
Хор:
Мы – духи воспоминаний,
мы – память юного самурая.
(декламируют, подражая голосу Одзаки Хэруо)
Я Одзаки Хэруо, недостойный самурай,
чиновник по набору строителей.
Явившись с заявлением о фуккацу,
я признался, что помню одежду красавицы.
Верхнее кимоно, сказал я,
блеск перламутра, сказал я,
шелковое, дорогое, на вате,
с узором из листьев и цветов.
(вразнобой, под грохот барабанов)
Листья и цветы, поняли мы,
запомнили мы.
Архивариус Фудо:
Изысканный вкус!
Хор(голосами Одзаки Хэруо):
Второе кимоно, сказал я,
белее снега, сказал я,
нижнее кимоно алей горячей крови.
Темный пояс с золотым шитьем:
о, листья клена!
Блестящие листья клена!
Секретарь Окада:
Превосходный выбор!
И это носила простая банщица?
Рэйден:
Изысканный вкус?
Превосходный выбор?
У банщицы, бабочки «мыльной страны»?!
Я мучился этим, задавал себе вопрос:
да неужто у мертвых вкус лучше, чем у живых?
Устав от терзаний, пришел я в театр…
Сэки Осаму:
Неслыханная дерзость!
Немыслимая глупость!
Находясь на службе, шастать по театрам?
(расхаживает по сцене, топает ногой)
Скажи мне, о дерзкий самурай!
Скажи, пока тебе не вырвали язык!
Какой злой дух понес тебя туда?
Хор:
Мы – духи воспоминаний,
мы – память юного самурая.
(декламируют, подражая голосу актера Кохэку)
Я актер Кохэку, бездарный лицедей,
я оннагата, исполнитель женских ролей,
любовник Коямы Имори.
Играя служанку Коман
в «Ночной песне погонщика Ёсаку из Тамба»
за авторством Тикамацу Мондзаэмона…
О, Тикамацу Мондзаэмон!
О, великий Тикамацу…
Сэки Осаму:
Перейти на страницу:
Смотрите также:
Минимальная длина комментария - 25 символов.