— Ничего, — ответил тот, выкладывая карты на стол. — До свидания, Флоринда.

— У меня две пары, правда, маленькие, — с надеждой в голосе заявил Пеннойер. — Кто-нибудь их бьет?

— Бьет, — отозвался Сэндерсон. — У меня тоже две пары, в том числе тузовая.

— Не зазнавайся, у меня три семерки, — осадил его Хокер.

— Мне тебя не побить, — сказал Горе. — Счастливый ты человек, Билли. Сам Бог ведет тебя сегодня на Третью авеню.

Флоринда, незадолго до этого подошедшая к окну, повернулась и беззаботно спросила:

— Ну и кто выиграл?

— Билли Хокер.

— Что ты говоришь? — удивленно переспросила она.

— Не переживай, Кутерьма, я тоже когда-нибудь выиграю, — утешил ее Пеннойер.

— И я, — добавил Горе.

— Доброй ночи, старушка! — сказал Морщинистый.

Все столпились у двери.

— Держись за Билли. И не забывай про две ступеньки наверху! — с умным видом крикнул Пеннойер в кромешный мрак. — Видишь их?

Флоринда жила в доме, чей фасад был испещрен пожарными лестницами. На улице шел нескончаемый ремонт. Местные жители жаловались, что камням мостовой не дают полежать достаточно долго для того, чтобы пешеходы испачкали их своими ботинками, — едва положив, по приказу муниципальных властей сразу выковыривают обратно и складывают небольшими кучами. Потом камни снова укладывают, снова вынимают и снова затевают так называемые дорожные работы. Вдобавок ко всему лавочники привозили на телегах товар исключительно в темное время суток, лишая обитателей убогих домов нормального сна. Вот сюда Хокер и привел Флоринду. Оживленный проспект за их спинами, сияющий желтым светом, остался позади, и они словно бы оказались в мрачном лабиринте.

— Билли, — вдруг произнесла девушка, — почему ты на меня так злишься?

Из-за кучи строительного мусора вынырнул местный житель, и Флоринда прижалась к Хокеру, поскольку этот субъект мог оказаться бандитом.

— Что ты такое говоришь! Я совсем на тебя не злюсь.

— Нет, злишься.

Когда они остановились у ее дома, Флоринда подняла голову и взглянула на Хокера. Ее лицо во тьме казалось странно бледным, глаза сияли тем же блеском, каким обычно светится отражение луны в горном озере. На Хокера будто озарение снизошло, в горле встал ком, но он проглотил его и воскликнул:

— Флоринда!

Девушка опустила глаза, казалось, она высматривает что-то на ступеньках, теперь она была похожа на нашкодившую школьницу. Ничего не сказав, Флоринда медленно вошла в дом.

На куче камней висела красная лампа, предупреждая жителей окрестных домов, что на улице ведется ремонт.

— В субботу в «Гамен» мне выпишут чек, — сказал Горе. — Они купили мои комиксы.

— Отлично, — встрепенулся Морщинистый. — Значит, деньги распределим так, чтобы хватило до полудня субботы. А вечером в пятницу мы вполне можем позволить себе табльдот.

Однако всех разочаровал кассир в редакции «Гамена». Выглянув из-под внушающей уважение медной таблички, он прошелестел:

— Мне очень жаль, мистер… э-э-э… Уорвиксон, но мы производим выплаты только по понедельникам. Приходите в любое время после десяти утра.

— Пренепременно, — кивнул Горе.

Когда он вернулся к друзьям в берлогу, лицо его пылало от гнева.

— Я получу чек только в понедельник утром! — заорал он с порога и метнул зеленую папку с работами в грозно нависающий ряд гипсовых слепков. — «В любое время после десяти утра!» — передразнил он кассира.

— Дьявол их всех забери! — воскликнул Пеннойер, погружаясь в глубокое отчаяние.

— В понедельник утром, после десяти утра… — изумленно и скорбно прошептал Морщинистый.

Пока Горе расхаживал взад-вперед по комнате, угрожая полным разрушением предметам, попадавшимся ему на пути, Пеннойер с Морщинистым стояли с таким видом, будто им засветил между глаз сам бог невзгод.

— Странное дело! — пробормотал наконец Пеннойер. — Стоит узнать, что никакой еды в ближайшее время не предвидится, как на тебя тут же набрасывается голод.

— Ну да, — согласился Морщинистый и взял в руки гитару. — Мне говорят, что негр не вор, но слышал я такой разговор: копы поймали сразу штук пять, и парни, видать, не воруют опять, — пропел он.

— Помолчи, а! — воскликнул Горе со страдальческим видом.

— Помолчи, а! — поддержал его Пеннойер, которому никогда не нравился голос исполнителя баллад собственного сочинения, впрочем, как и сами баллады.

Хокер, нервно подавшись вперед, сидел в своей студии на небольшом табурете перед датским мольбертом. Рядом с ним на полу валялись несколько эскизов, на которые он то и дело поглядывал, нанося мазки на холст.

Со стороны могло показаться, что он ведет смертельный бой. Волосы его растрепались, в глазах стоял лихорадочный блеск. Пейзаж на эскизах отливал тяжелой синевой, будто подернутый дымкой пороховых взрывов, небо пламенело багрянцем. Во всем ощущалась траурная безнадежность поражения. Можно было подумать, что Хокер желает решительно порвать со всем прекрасным, что было в его жизни. Казалось, его руку направляла энергия гнева, делая мазки, он будто бы бросался грудью на меч.

В дверь постучали.

— Войдите!

Пеннойер робко переступил порог.

— Я весь внимание! — крикнул Хокер, в его голосе слышались дикие нотки.

Он оторвался от холста с видом человека, оставшегося в живых после кровавого побоища.

— А, это ты! — сказал он, увидев Пеннойера. Блеск в его глазах стал медленно угасать. — С чем пожаловал, Пенни?

— Билли, — произнес Пеннойер, — Горе сегодня рассчитывал на чек, но ему сказали, что выплата состоится только в понедельник, поэтому… ну… ты понимаешь, что…

— Все ясно, — кивнул Хокер.

Когда Пеннойер ушел, Хокер уставился на холст и настолько глубоко погрузился в размышления, что перестал замечать что-либо вокруг.

Лившийся в окно над головой свет утратил яркость. Хокер закурил трубку. Потом засунул руки в карманы и снова вперил взор в полотно. Вдруг глаза его загорелись, и он схватил кисть. Спустя довольно продолжительное время он судорожно затянулся, и в этот момент до него дошло, что трубка давно погасла. Хокер посмотрел по сторонам ничего не понимающим, вопросительным взглядом. В дверь снова постучали.

— К черту! — закричал он, не поворачивая головы.

Услышав этот возглас, Холланден пожал плечами и пошел по темному коридору в берлогу.

— А, Холли, здравствуй! Привет, старина! Слушай, мы давно уже жаждали с тобой увидеться. Заходи, садись, выкури трубочку. Слушай, какая красавица этим летом свела Билли Хокера с ума? — встретили его возгласы.