Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хм! Слушай, Кутерьма, я думал, твои познания ограничиваются лишь…
— Заткнись! — вмешался Пеннойер, хлопотавший в дальнем углу. — Скажи лучше, кто отправится за картофельным салатом. А? Кто?
— Морщинистый, — ответил Горе.
— Горе, — ответил Морщинистый.
— Ну вот, — произнес Пеннойер, подходя ближе и с довольным видом оглядывая результат общих усилий. — Ноу нас только три нормальных бокала и один без ножки; стало быть, тебе, Горе, придется пить из чашки.
— Чтоб я дважды сдох, причем каждый раз негром! — закричал Горе. — Даже не просите меня пить красное вино из чашки, пусть даже из-за этого моя душа будет вечно гореть в аду!
— Ну ты и придурок, говоришь, как недоделанный британский чурбан, никогда не видевший, как садится солнце! Что тебя не устраивает?
— Это не меня, а тебя что-то не устраивает! Смотри, у нас три обычных бокала и один без ножки, а нас как раз четверо.
— Да, но если вернется Билли Хокер…
— То пусть и пьет из чашки. Он…
— Нет, он из чашки пить не будет, — внезапно выпалила Флоринда. — Из чашки буду пить я.
— Не кипятись, Кутерьма, — смиренно ответил Горе. — Так и быть, чашку возьму я. Но мне все же непонятно, почему Билли Хокер…
— Чашку вы дадите мне, — твердо повторила Флоринда.
— Но зачем? Если…
— Горе, оставь ее в покое, — прикрикнул на друга Морщинистый. — Она решила, что тем самым совершает героический поступок, и теперь ты ее ничем не прошибешь.
— Так кто все-таки пойдет за картофельным салатом? — вновь воскликнул Пеннойер. — Кто, а?
— Морщинистый, — сказал Горе.
— Горе, — сказал Морщинистый.
— А вам известно, — заметила Флоринда, отрываясь от спагетти, над которыми усиленно колдовала, — что теперь Билли Хокер мне интересен уже не так, как раньше?
Ее рукава были закатаны выше очаровательных локотков, вилку она сжимала в руке с таким видом, будто приготовление спагетти вселяло в нее вдохновение, будто она была без ума от этого занятия.
В комнате на несколько мгновений повисла тишина, которую вежливо нарушил Морщинистый:
— Нет, не известно.
— Нет? — продолжала она. — Ну что же, может быть, мне действительно это только показалось. — Вдруг она вздрогнула и посмотрела на дверь: — Слушайте! Мне кажется, это он!
Из дальнего коридора донесся приглушенный звук шагов, но вскоре смолк, и вновь стало тихо.
— Я думала это он… — сказала девушка, возвращаясь к своей стряпне.
— Надеюсь, наш старый индеец все же придет, — высказал предположение Пеннойер. — Но если честно, верится не очень. Я так понимаю, он отправился на встречу с…
— С кем? — тут же спросила Флоринда.
— С кем, с кем! Ни для кого не секрет, что они обычно ужинают с Холланденом, когда оба оказываются в Нью-Йорке.
— Да, Пенни, — вздохнула девушка, — невысокого же ты мнения о моих умственных способностях, если полагаешь, что я могу проглотить твое неумелое вранье. Хотя, если честно, мне все равно. Нет, правда.
— Конечно же все равно, — согласился Пеннойер.
— Правда-правда.
— Ну конечно.
— Слышите! — воскликнул Горе, стоявший ближе всех к двери. — Это уже действительно он.
К ним действительно кто-то направлялся, насвистывая арию из «Травиаты», звучавшую то ясно, то приглушенно, по мере того как исполнитель сворачивал из коридора в коридор. Эта мелодия была такой же неотъемлемой частью Хокера, как и его пиджак. Спагетти достигли критической стадии, и Флоринда сосредоточила на них все свое внимание.
Хокер открыл дверь, перестал свистеть и мрачно бросил:
— Привет!
— Он-то нам и нужен! — сказал Горе. — Билли, почему бы тебе не сходить за картофельным салатом? Ты же у нас хороший мальчик, правда? А то Морщинистый напрочь отказывается.
— В таких перчатках он твой салат просто не донесет, — возразила Флоринда, оторвалась от спагетти и сердито посмотрела на них.
— Да пропади они пропадом, эти несчастные перчатки! — закричал Хокер, стаскивая их и швыряя на диван. — Что с тобой сегодня, Кутерьма?
— Я бы скорее поинтересовался, что сегодня с тобой, Билли! — сказал Пеннойер.
— Что до меня, — ответил Хокер, — то я себя чувствую, будто индеец из племени апачей. Где вы обычно покупаете этот злосчастный картофельный салат?
— На Второй авеню. Наше старое место, ты его знаешь.
— Ничего я не знаю! — резко бросил Хокер.
— Но ведь…
— Хватит, — перебила их Флоринда, — я сама схожу.
Она уже раскатала рукава, а теперь надевала жакет со шляпкой.
— Не надо! — клокоча от злости, рявкнул Хокер. — Я сам пойду.
— Билли, если ты так полон решимости, давай сходим вместе, — примирительным тоном предложила девушка.
— Хорошо, пойдем. Что ты тогда застыла как вкопанная?
Когда они ушли, Морщинистый спросил:
— Боже правый, что сегодня нашло на нашего Билли?
— Видимо, он обсуждал с каким-нибудь халтурщиком проблемы искусства, — ответил Горе с таким видом, будто предел человеческих несчастий уже наступил.
— Нет, сэр, — возразил Пеннойер, — это как-то связано с сегодняшним чествованием фиалок.
Когда Хокер с девушкой оказались в коридоре, Флоринда спросила:
— Билли, почему ты сегодня такой злой?
— Почему это злой? Лично мне так не кажется.
— Злой, злой, бесишься по малейшему поводу.
— Если так, то я не нарочно, — деликатно ответил он, видимо углядев в ее глазах обиду.
В коридорах, как всегда, царил мрак, и девушка взяла его под руку. Когда они повернули на лестнице, по виску Хокера скользнула выбившаяся из-под шляпки прядь ее волос.
— Ах! — тихо вскрикнула Флоринда.
— Возьмем еще вина! — задумчиво заметил Хокер. — А заодно коньяку к кофе и сигарет. Как думаешь, Кутерьма, это всё или захватим что-нибудь еще?
Когда они вышли из магазина прославленного поставщика картофельных салатов на Второй авеню, Флоринда в тревоге воскликнула:
— Послушай, Билли, я что, и дальше понесу это все сама?
— Не говори ерунду! — вспыхнул Хокер. — Давай сюда!
— Ну уж нет! — запротестовала Флоринда. — Ты испачкаешь перчатки.
— Боже мой! А даже если испачкаю, то что? Скажи-ка, юная леди, я такой же, как эта святая троица?
— Нет, Билли… с другой стороны…
— Ну, хорошо, если ты не считаешь меня полным козлом, то оставь в покое эти злосчастные перчатки!