Книгу я упаковала в полиэтиленовый пакет и обернула одеялом, которое засунула в спальный мешок. Она старинная и очень ценная, поэтому ее нужно беречь особо!

После школы я как всегда пообедала и села в автобус. Сегодня у меня были два кружка.

Занятия были обычными. Ничего особенного, хотя я так и не смогла сконцентрироваться.

Монолог мне не удался. Миссис Руппен некоторое время пыталась привести меня в чувства, но безуспешно. Я просто читала слова, не вкладывая в них никаких эмоций. Ребят со мной на занятии, конечно же, не было.

Остальные ребята посматривали на меня странновато, но ничего не говорили, будто боялись. Точно, надо проверить как-нибудь, не увидел ли кто чего особенного в тот день. Ближе всех тогда был Маркус, только он мог заметить что-то стоящее, но разговаривать с ним мне совершенно не хотелось.

Я продолжала сидеть тихо, практически не поднимая глаз. Ребят-то я видела, естественно, только вот они не могли заметить наблюдения. Я видела, как переглядывались Маркус с Эндом.

Энд был простым парнем из города, который много выпендривался, но попал в кружок актерского мастерства в качестве исправительных работ. Ничего особенного он собой не представлял, но Маркус постоянно общался с ним. Это не было доказательством их дружбы, но не прибавляло Маркусу пользы или порядочности.

Занятие закончилось. Моник почти со мной не говорила, только уточнила, куда ребята делись. Я ответила, что оба заболели и не могут ходить в школу искусств. Поначалу мне показалось, что такой ответ ее вполне устроил, но по дороге до другого здания она вновь стала расспрашивать меня.

Благо у меня отличная память оборотня, которая фиксирует все увиденное и услышанное, в том числе и сказанное. Всю дорогу мы болтали о чем-то. Отвечала я чаще всего машинально.

Рисование началось нормально. Только вот задание было интересным — изобразить молнию такой, какой мы ее видим.

Я усмехнулась такому уточнению, поскольку я вижу все вокруг в несколько раз точнее. Мое зрение позволяет различать миллионы оттенков, которые человеческому взгляду не доступны. А если учесть, что я могу видеть и достаточно мелкие предметы, то мое видение молнии будет разительно отличаться от других. Но проблема была в том, что красок одинаково у всех.

Наконец-то мне удалось отвлечься от своих не веселых мыслей. Я закрыла глаза и вспомнила летнюю молнию, все ее переливы красок, отсветы окружающей природы. И вновь я погрузилась в себя, только скорость движений контролировала. И то лишь потому, что привыкла ходить, говорить и двигаться с человеческой скоростью.

Своей силой я пользовалась только в зверином облике, или как случилось в прошлый раз, по необходимости. Очень мне хотелось, чтоб такой необходимости более не возникало.

Я рисовала самой тонкой кистью. Палитра у меня была самая пятнистая, потому как я пыталась максимально приблизить к своему зрению картину. Я погрузилась в работу, не замечая ничего вокруг.

— Хорошо. Молодец! — проговорил голос мистера Растена за моей спиной. В силу своей работы, он всегда обходил студентов, чтобы править и наставлять. Я повернулась к нему.

— Вам правда нравится? — спокойно спросила я, видя как с двух сторон ко мне в холст, смотрят сразу трое ребят, включая Моник. Мистер Растен кивал и хмыкал. Его рука легла на подбородок.

— Интересное изображение. Столько красок. Никогда не видел такой молнии, но впечатляет. Продолжайте!

Он не ответил на мой вопрос, но это было нормой. Звонок прервал мое творчество. Моник подлетела ко мне, собравшись даже быстрее меня.

— Ламия, у тебя сегодня было вдохновение? Изумительно получилось. Так красиво и не обычно, просто слов нет. Даже Растен признал это, — загалдела она. Я лишь пожала плечами и вздохнула. Время занятия закончилось, и малоприятные мысли вернулись.

— Моник, можно просьбу, — очнулась я уже на ступенях порога.

— Конечно, а что ты хотела? — нахмурилась девушка.

— Покажи мне церковь, — я поняла, что мне было необходимо.

— Хорошо, а зачем тебе? Ты уже не впервые спрашиваешь о ней?

— Просто надо. Хочу побывать там. Ты просто проводи. Мне надо побыть одной.

— Странная ты сегодня. Пошли.

Классическая католическая церковь. Она была большой и красивой. Несколько икон и скульптур украшали зал. Под большой аркой напротив входа располагался алтарь. Два ряда скамеек занимали большую часть зала.

За большими входными дверьми осталась Моник. Она не очень любила церковь и ходила в нее только для приличия по большим праздникам. А я и не собиралась переубеждать ее.

Мне нужно было побыть здесь. Не могу объяснить, чем меня привлекает церковь, но здесь я обретаю контроль над собой, принимаю главные решения в жизни. Единение с Господом придает мне сил. Хотя в общепринятой библии нет ни единого упоминания о таких, как я. Вера — все, что у меня есть.

Я осталась помолиться, пройдя за второй правый ряд скамеек. Я села с краю, поскольку места было достаточно. В церкви было всего два человека.

Сейчас я заметила в самом уголке две кабинки. Они предназначены для исповедания. Только вот я никогда не была внутри. Просто не смогу никогда, даже священнику рассказать о нашей тайне, а лукавить не хочется. Только в молитве я могла обратиться к нему одному, всевидящему.

Я закрыла глаза, чтоб не отвлекаться на посторонних, но вдруг рядом со мной, точнее впереди, кто-то сел. Я интуитивно открыла глаза. Передо мной был священник. Он внимательно смотрел на меня. Я молчала. Игра в гляделки затянулась надолго. Что ему от меня надо?

— Помолись девочка. Бог прощает только истинно раскаявшихся. В воскресенье приходи на службу и приложись к кресту.

Ничего больше не сказав, он просто встал и ушел.

Приложиться к кресту? Я никогда и на это не решалась. Несколько минут я так и просидела, ничего не делая. Я просто смотрела на распятие. Как тихо и спокойно мне было здесь. Даже уходить не хотелось, а надо.

Я стала выходить, но не успела я коснуться дверной ручки, как дверь распахнулась, и на пороге оказался, ни кто иной, как Маркус. Сначала это меня ошарашило, но память услужливо воспроизвела рассказ Моник о нем. Он же сын этого священника! Тогда все ясно!

Я прошла дальше, не сказав ему ни слова. Еще пару сотен метров я чувствовала на своей спине его удивленный взгляд. А всю дорогу перед моими глазами стояли его удивленные и почему-то искренние глаза с длинными ресницами. Незаметно для себя я отметила, что они были красивыми.

С тяжелым сердцем я вернулась домой. На автобус я опоздала, но меня ждали. Другой автобус не придет, а добираться пешком запрещено. Никто со мной опять не говорил. С такими темпами я скоро буду чувствовать себя прокаженной.