Сейчас я получила первую порцию боли — шипы, расположенные на двери сильно ударили меня по пояснице. Я стерпела, хотя стон вырвался из глотки.

— Ламия, что же ты творишь? — проговорил Дорджест.

— Не могу иначе, — выговорила я, получая еще воздействие от магических шипов. Они хоть и не бьют током, и не режут, но внутри создают противное ощущение, будто тошнит.

Не двигаться! Не шевелиться! Теперь эта задача казалась нереальной. Как можно простоять всю ночь и ни разу не пошевелиться? Я ведь даже не отдыхала, не готовилась к бессонной ночи.

«Господи, помоги мне, прошу тебя! Я знаю, я верю, что ты милостив и добр ко всем своим творениям, даже таким, как я. Я верю, что ты посылаешь нам испытания не сильнее тех, которые мы способны выдержать. Я верю, что во всем есть свой смысл. Боже, дай мне силы и терпения! Аминь!»

Не успела я, и моргнуть, как получила удар током, от которого все-таки дернулась, налетела на простые острые шипы и нанесла себе еще раны. Физиологию не отменить — о тока мышцы сокращаются. Именно на это и рассчитывается. Аминь!

Ночка была тяжкой.

Магические шипы я выдерживала спокойно, хотя под утро все-таки меня вырвало. Электрические шипы были пыткой в комплекте с простыми, казалось, что ты попал в замкнутый круг. И не важно, сколько раз ты здесь был. Привыкнуть или подготовиться к такому невозможно!

Кстати, отсутствие отдыха и сна оказалось меньшим из зол. Спать, конечно же, хотелось, но как только ты в очередной раз натыкаешься на шип, сонливость на какое-то время пропадает.

Весь вечер я слушала звуки драки вдали. Площадка для боя находилась в двухстах сорока шести метрах от казила. Но для слуха оборотня это не предел. Так я держалась полночи, пока доносились звуки боя.

По голосам дерущихся я поняла, что бой был между Фасом и Филом. Лоренцо в бой не вступал, потому что его кошачьего рыка ни с каким другим не перепутаешь. Значит, Фил завтра отдыхает и восстанавливается перед казилом. А Лоренцо предстоит все и сразу. Я в очередной раз удивлялась жестокости вождя…

Я пропустила достаточно интересный бой.

Оба противника были белыми тиграми, только вот Фасс несколько больше, сильнее и опытнее, но при этом он неуравновешенный. Имея хорошие мозги и тактику, я думаю его можно победить, будучи и более слабым от природы. Додумался ли до этого Фил? Удалось ли это ему.

По крикам толпы было не особо понятно, кто победил. Одни голоса доносили проклятия Фасу, другие восхваляли его, третьи говорили, что бой был равный, просто парень молод еще и горяч… Фасс опять выиграл! Как там Фил мне было интересно, но почему-то не особо жалко.

К утру я была готова — изранена и изнеможенна. За мной, как и полагалось, пришел вождь, чтобы полюбоваться своим творением, и Дорджест с лекарем, чтобы помочь.

Никогда не забуду его вытянутую морду, когда я самостоятельно выходила из казила. Обычно всех выносят. Кстати, шипы как-то убираются внутрь. Этим пользуются, чтобы забирать тела и мыть. Вот и сейчас шипы были убраны, и я с гордо поднятой (из последних сил) головой прошествовала наружу.

— Молодец! — воскликнул Дорджест, но под гневным взглядом вождя добавил, — Выдержала испытание очень достойно!

Я тяжело вздохнула и вдруг почувствовала насколько устала. Лапы подкосились, и я упала без чувств.

Очнулась я уже в лазарете и, как понимаете, практически здоровой. Пока я спала, меня подлечили.

— Проснулась! — возвестил лекарь.

Я приподнялась на кровати. Хорошо, что без сознания оборотень вновь становится человеком. Я посмотрела на себя. От ран практически ничего не осталось. Лапы в казиле я исцарапала в кровь, а сейчас мои руки и ноги покрывали свежие зажившие рубцы, которых уже завтра не будет и вовсе.

Жаль, что в лазарете не держат зеркал. Я бы сейчас не отказалась посмотреть на себя. Вся, наверное, в шрамах от макушки до пят.

— Ты в курсе, что прогуляла школу? — раздался голос Дорджеста. Не успела я повернуть голову на звук, как двери открылись. Вместе с Дорджестом пришла мама.

— Девочка моя! Как ты меня напугала! Я так волновалась! — запричитала она, бросаясь ко мне на кровать.

Мама стала обнимать меня и целовать, рассказывая все, что она пережила, как гневался отец. Дорджест тихо ушел, решив оставить нас наедине. Я не успевала ей отвечать. Она не дала мне и слова вставить, да мне и не особо было что сказать.

Что-то не доброе внутри меня тихо ликовало. Мне нравился тот факт, что я не просто с достоинством прошла наказание (причем значительно увеличенное), но еще и позлила этим отца. Может быть, теперь он станет хоть немного считаться с моим мнением?

А вот когда она стала упрекать меня за мое нерадивое поведение, я не выдержала.

— Что? Ты опять? — взревела я, не веря в происходящее.

— Да, опять! Ты хочешь погибнуть? Я не для того тебя растила!

— Я не об этом! Ты снова защищаешь его! Ты действительно одобряешь его выбор? Ты тоже считаешь, что мы этого заслужили? Чем, мама? Чем мы могли заслужить такую немилость?

— Он вождь и все должны его слушаться, а ты нарушаешь его правила, причем демонстративно! Ты показываешь другим, что вождю можно противиться. Ты не хочешь, чтоб тебя за это наказывали, отлично! Это твое право, но и об обязанностях своих не забывай! Ты дочь вождя, но пока все, и отец в том числе, видят только взбалмошную девчонку! Девчонку не готовую к серьезным решениям и жизни! Я удивляюсь, почему он еще ни разу не отправил тебя на дежурство, чтобы ты хоть раз посмотрела настоящей жизни в глаза, чтобы ты увидела, с чем мы имеем дело, против чего боремся и главное за что! Он жалеет тебя, бережет, считает, что ты еще не готова вступить в настоящий бой. А ты вместо того, чтобы доказать, что ты достойная дочь своего отца, достойный оборотень, сильный и бесстрашный, показываешь какой упрямой и неуправляемой ты можешь быть! Подумай об этом, когда в следующий раз захочешь что-то выкинуть!

Мама встала с моей кровати и с гордо поднятой головой прошла к выходу.

Впервые я не могла произнести ни слова вслед. В моей голове не укладывался образ вечно запуганной мамы с той женщиной, которая только что вышла из лазарета, произнеся столь пламенную речь. Мама, в которой, как мне всегда казалось, был один животный страх перед отцом, сейчас предстала совершенно другой.

— Что случилось? Твоя мама чуть не сбила меня с ног! На ней лица не было. Вы умудрились поссориться? — зашел Дорджест. На его лице читалась искренняя озабоченность.

— Дорджест, скажи, я взбалмошная и неуправляемая? — проигнорировала я его вопросы.

Таких слов в свой адрес от мамы я никогда не слышала. Нет, она всегда говорила, что я многого в жизни еще не понимаю, но не так и не в таком тоне. К тому же, я впервые слышала от нее не двусмысленную речь. Это просто не могло не заставить задуматься.