— Проходите, вас ждут, — учтиво произнеспоявившийся на пороге дворецкий. Между прочим, самый настоящий: в ливрее, сжабо и в белых перчатках.

«Типичный английский лакей в ханском дворце, это ужеперебор, — подумал Андрей, следуя за неспешно вышагивающим по коридоруслугой. — В этом интерьере гораздо лучше смотрелся бы арапчонок в чалмеили смуглолицый турок в шароварах и при ятагане…»

— Прошу! — Лакей распахнул перед ним дверь изпалисандра с инкрустацией.

Андрей вошел. Дверь тут же закрылась, и вышколенныйдворецкий неслышно удалился, мягко ступая по мрамору резиновыми подошваминачищенных штиблет.

Хан сидел на диване и курил, но не кальян, как ожидалось, атрубку. За те годы, что Андрей его не видел, старый отцовский кореш нискольконе изменился, разве что стал тоньше, прозрачнее, будто высох, как вобла,вялившаяся на солнце, а так все тот же: седой, морщинистый, крючконосый,очень-очень старый человек с молодыми глазами.

— Здравствуй, дядя Арам, — сердечно поздоровался сним Андрей.

— Здравствуй, дорогой. — Хан легко поднялся (еговнешняя немощность была обманчивой), обнял гостя, жестом пригласилсесть. — Я очень рад тебя видеть… — Он быстрым, очень внимательнымвзором окинул Андрея. — Ты изменился…

— Стал старше, — улыбнулся тот.

— Возмужал. Стал солиднее — вон виски уже седые… Толькопузо никак не нарастишь, все худой, словно мальчишка!

— Я как ты, дядя Арам, из породы гончих…

— А помнишь, что я говорил! — Хан совсем по-детскиулыбнулся, затем указал на низкий столик красного дерева, уставленныйтарелками, бутылками, стаканами. — Наливай сам, угощайся. Не будем Чарльзазвать — ну его… Я его постную рожу по утрам видеть не могу!

— Чарльз — это твой дворецкий?

— Он, собака…

— Он что, англичанин?

— Самый настоящий. Я его из Лондона привез — он в ихшколе дворецких был самым лучшим учеником.

— И он поехал сюда?

— Сначала не хотел, но когда я ему пять тысяч фунтов вмесяц предложил, сразу вещи собрал — деньги все любят! А вот сейчас думаю, нафиг он мне сдался, этот англицкий дворецкий?

— Отошли обратно.

— Нет, пусть будет. Он меня иногда смешит, особеннокогда пьяным начинает по-армянски песни петь! Он хоть и англичанин, а халявулюбит, словно какой-нибудь русский… У меня часто бывают гости, мы пьем, кушаем,естественно, после этих застолий в фужерах остается вино, коньяк, все самоелучшее, самое дорогое — вот он и допивает втихаря. Налижется и давай песнизавывать! А утром как ни в чем не бывало с надменной мордой по дому ходит,думает, никто не слышал его концертов… — Хан оторвал от грозди «изабеллы»виноградину, отправил ее в рот, раздавил зубами, зажмурился отудовольствия. — А ты почему не кушаешь? Ешь, такого винограда в вашейФранции нет…

— В нашей точно нет — мы живем в Альпах, среди снегов…

— Как отец?

— Хорошо.

— Не женился?

— Нет.

— А ты?

— И я…

— Вы, Караяны, такие, как и я… Однолюбы. Я вот до сихпор свою Машеньку люблю, хотя умерла она десять лет назад…

Он тяжко вздохнул, хотел еще что-то добавить, но тутраздался стук в дверь, а через положенные по этикету пять секунд в комнатувплыл Чарльз.

— К вам господин Лютый, — сказал он на хорошемармянском, а слово «Лютый» произнес с запинкой и по-русски. — Впустить?

— Я тебе сколько раз говорил, что его зовут господинМартирасян…

— Слишком сложная фамилия. Я не могу еевыговорить. — Чарльз чуть склонил голову, как бы извиняясь. — Такчто, впустить?

— Естественно!

— Прошу, — бросил тот через плечо.

Тут же в комнату ввалился коренастый человек с коричневойлысиной, пышными смоляными усами, короткой красной шеей, косматой грудью,кривыми мускулистыми ногами и маленькими, как у девушки, ступнями. С первоговзгляда он казался добродушным, даже комичным, но стоило заглянуть в еголедяные прищуренные глаза, как становилось ясно — этот человек оправдывает своепрозвище. Лютый — именно то погоняло, которого он заслуживает…

— Здравствуй, Альберт, — поздоровался с ним Хан.Приветствовал он гостя не так радушно, как Андрея, но все же милостиво. —Познакомься с моим племянником Андреем.

— Это сын Барса? — спросил Лютый, прощупав Андреявзглядом.

— Да. Сын Карэна Караяна. Моего названого брата. —Хан указал Лютому на кресло, стоявшее по другую сторону столика. — УАндрея проблема, а я дал его отцу обещание, что помогу ее решить… С твоей помощью,надеюсь…

— Что нужно? — по-деловому осведомился Лютый.

— Два дня назад мою бывшую жену убили, — так желаконично ответил Андрей. — Я хочу знать — кто.

— Которая из двух была твоей? Еврейка или русская?

Андрей подивился осведомленности Лютого. Одно дело знать,что случилось в твоем городе, а другое — в соседней республике (илигосударстве?).

— Еврейка… — он замялся. — По паспорту.Вообще-то она цыганка.

— Ее смертью уже интересуются…

— Это по моей просьбе. — Андрей повернулся к Хану,чтобы объяснить. — Я думал, мы справимся собственными силами — у Гургенахорошие связи, но, похоже, без вашей помощи не обойтись… Замешаны серьезныелюди…

— Насколько серьезные? — напрягся Лютый. — Мыне собираемся развязывать войну из-за одной убитой девки…

— Полегче, Альберт, — прикрикнул на негоХан. — Не забывай, с кем разговариваешь!

— Да это вообще не на нашей территории произошло,какого черта?!

— Я дал обещание своему брату, — ледяным тономзаявил Хан. — Ты хочешь, чтобы я его нарушил?

Лютый тут же опустил газа, замотал головой и спешно затолкалв рот абрикос. Когда фрукт был проглочен, а косточка выплюнута, он спросил уАндрея:

— Что конкретно ты хочешь? Получить людей, оружие,транспорт?

— В данный момент я хочу лишь заручиться вашейподдержкой. Потом, быть может, мне понадобится и транспорт, и оружие… — Онпожал плечами. — Пока я располагаю очень скудной информацией — это главнаяпроблема, с которой, как я понимаю, вы помочь не можете…

— Прошло только два дня, — буркнул Лютый. —Информация будет — подожди немного…

— Ждать не могу — виза скоро закончится. Мне необходимораскрутить это дело в наикратчайший срок.

Лютый искоса глянул на Хана, и когда тот согласно кивнул, онвытащил из кармана смешных цветастых шорт мобильный телефон, набрал номер и,отойдя в дальний угол комнаты, завел разговор. Спустя минуту он вернулся ксвоему креслу.