Дилер открывает сейф и отсчитывает купюры. Он вручает их мне, и я сую деньги в карман.

Все это время русские в ярости наблюдают за нами своими бледными глазами.

– Встретимся за столом, – говорит Сибиряк Неро.

– Черта с два, – отвечаю я ему.

И с этими словами я утаскиваю Неро вверх по лестнице.

Симона

Хоть мысль о том, чтобы рассказать моим родителям о Данте, и приводит меня в ужас, но этим же вечером, сразу после ужина, я прошу их остаться и поговорить со мной. Мне бы хотелось, чтобы и Серва присутствовала при этом, но она слишком устала и ушла спать пораньше.

– Mama, tata, – начинаю я. – Я должна вам кое-что рассказать.

Мама выглядит заинтригованной. Папа хмурится – он не любит сюрпризы.

Я делаю глубокий вдох.

– Я кое с кем познакомилась. Мы встречаемся уже несколько месяцев.

Мама улыбается. Она кажется довольной, словно давно это подозревала.

– Это Жюль, не так ли? – говорит она. – Мы встречались на прошлой неделе с его матерью за бранчем, и она сказала…

– Это не Жюль, – прерываю я ее.

– О. – Мамина улыбка несколько тускнеет, но не до конца. Она думает, что это какой-то другой парень из «Юных послов» или кто-то из друзей Эмили.

– Его зовут Данте Галло, – говорю я. – Он местный. Из Чикаго.

– Кто он? – немедленно спрашивает отец.

– Он, э-э… его семья занимается строительным бизнесом. И ресторанным бизнесом… – говорю я, пытаясь составить список из самых безобидных его занятий.

Но моего отца не проведешь.

– Это тот, с кем ты тайно ходишь на свидания? – рявкает он.

– Яфью, почему ты… – начинает mama.

– Ты же не думаешь, что Уилсон утаил это от меня, – продолжает отец, не сводя с меня взгляд. – Он высаживает тебя у библиотеки, и ты перезваниваешь ему шесть часов спустя. Исчезаешь с ужинов и вечеринок…

– Не знала, что я под надзором, – холодно говорю я.

– Тайные свидания? – повторяет mama, нахмурившись. – Я правда не понимаю…

– Что ты скрываешь? – требует ответа отец. – Что это за мужчина, с которым ты встречаешься?

Я взмокла от этого разговора, и желудок ходит ходуном. Мне все это не нравится. Но я не собираюсь плакать или блевать – не в этот раз. Я должна оставаться спокойной. Я должна объяснить.

– Он хороший человек, – уверенно говорю я. – Он мне… сильно не безразличен. Я не хотела рассказывать о нем, потому что знала, что ты подумаешь.

– Что? – с убийственным спокойствием спрашивает мой отец. – Что я подумаю?

– У его семьи… криминальное прошлое.

Отец ругнулся на языке чви[23].

Мама смотрит на меня во все глаза.

– Ты, должно быть, шутишь, Симона…

– Нет. Я абсолютно серьезна.

– Ты увлеклась каким-то… malfaiteur?

– Он не такой, – говорю я.

Я больше не хочу лгать, но я не знаю, как объяснить, каков, собственно, Данте. Он сильный, он смелый, он умный, он страстный… Я не желаю слышать все эти ужасные слова, которыми его описывают мои родители. Но в то же время, я не могу сказать, что парень так уж невинен и ни разу не нарушал закона…

– Я хочу, чтобы вы познакомились, – произношу я так уверенно, как только способна.

– Это не обсуждается! – фыркает мой отец.

– Погоди, Яфью, – говорит мама. – Возможно, нам стоит…

– Совершенно исключено! – отвечает он. Поворачиваясь ко мне, он велит: – Ты больше никогда не увидишься с этим мужчиной. Ты заблокируешь его номер в телефоне и выдашь его имя и описание нашему персоналу, и с этого момента…

– Нет! – кричу я.

В комнате повисает гробовая тишина, родители смотрят на меня в шоке.

Кажется, я впервые сказала им «нет». И я совершенно точно никогда раньше не повышала голос.

Мое сердце бешено бьется, пока я говорю:

– Я не перестану с ним видеться. Прежде вы должны познакомиться с Данте. Вы не можете ничего говорить про него, пока не знаете… так, как я.

Кажется, отец хочет закричать на меня в ответ, но mama успокаивающе кладет ладонь ему на плечо. Tata требуется секунда, чтобы перевести дыхание, и он говорит:

– Хорошо, Симона. Ты пригласишь его к нам на ужин.

Даже mama кажется удивленной.

– На ужин? – спрашиваю я.

– Да, – говорит он и крепко сжимает губы. – Мы встретимся с мужчиной, который украл сердце моей дочери. И мы узнаем, что он за человек.

Кровь шумит у меня в ушах. Поверить не могу, что он согласился. Это похоже на какую-то уловку. Будто за этим последует что-то еще.

Но отец не произносит больше ни слова. Он ждет моего ответа.

– Спасибо, – тихо говорю я. – Я приглашу его завтра на ужин.

– Хорошо, – отвечает tata. – Жду с нетерпением.

Этот ужин – настоящая катастрофа.

С той секунды, как отец открыл дверь, я знала, что так и будет.

Он надел один из своих лучших костюмов, темно-синий «Бриони», но вовсе не в знак приветствия или уважения. Tata хочет выглядеть максимально устрашающе.

Отец холодно приветствует Данте. Он может быть чудовищно суровым, когда захочет.

Проблема в том, что Данте суров ничуть не меньше. На нем рубашка, застегнутая на все пуговицы, и брюки-слаксы. Темные волосы тщательно уложены, а парадные туфли отполированы. Но он не выглядит так изысканно, как tata. Закатанные рукава рубашки открывают мощные мускулистые предплечья, покрытые темными волосами и вздувшимися венами. Его огромная ладонь смыкается вокруг отцовской. Она кажется грубой, с распухшими костяшками пальцев и золотым фамильным кольцом, которое Данте носит на мизинце.

Ладонь моего отца, напротив, тонкая, изящная, наманикюренная. Часы и запонки на его запястье выглядят как украшения настоящего джентльмена.

Кажется, будто Данте давно не брился, хоть я и знаю, что это не так. Просто темная растительность на его лице вечно создает эффект небритости.

Приветствуя моих мать и сестру, Данте старается говорить как можно вежливее, но его голос все равно похож на рычание. Они не привыкли к такому. Mama даже немного подпрыгивает. Знали бы они, насколько этот мягкий тон отличается от его по-настоящему угрожающего рыка. Но для моей семьи все, что говорит Данте, звучит грубо и неотесанно, даже когда он пытается сделать им комплимент.

– У вас прекрасный дом, – говорит он mama, но даже это звучит фальшиво, словно Данте никогда раньше не бывал в красивых домах. Я знаю, как красив и по-своему величественен особняк Галло. Куда величественнее этого арендованного дома.

Мне уже дурно от ужаса, а ужин еще даже не начался.

Мы рассаживаемся вокруг