коробках тети Вали. Если к ним присовокупить информацию из книг по сражениям, в которых участвовал ее отец, то это подойдет для целого доклада. И все кажется так легко. Даже без помощи Шандора. И так реально.

Мы ехали вместе с тетей Валей в лифте, и я заговорила с ней о ее здоровье. Она как обычно стала жаловаться на свой варикоз, на отечность и тяжесть в ногах, на усталость к концу дня. Врачи ей рекомендовали носить компрессионные чулки и сесть на диету. Но чулки ей особо не помогали, а для диеты не хватало силы воли. Я сказала ей пару ободряющих фраз, порекомендовала добавить в свой рацион больше фруктов, после чего спросила ее о семье. Дочерей у нее не было, но были внучки. И они часто навещали свою бабушку. Она рассказала мне об их последних проказах, и мы вместе посмеялись над детскими шалостями, за которыми я вспомнила и собственные.

Наше общение не уложилось в те несколько секунд, за которые мы проехали до пятого этажа, а мы продолжили разговор около наших дверей. В нашем подъезде не так давно сделали косметический ремонт, и вместо облезших бирюзово-грязных стен с надписями и рисунками, оставленными нерадивыми подростками, на выходе из лифта нас встретили наполовину выкрашенные в ярко-зеленый цвет стены. На потолке заменили лампы, и теперь в темное время суток нам не приходилось добираться до двери на ощупь.

– А как с учебой дела? На каком ты курсе?

– Четвертый заканчиваю. На днях выступала на конференции. Еще в одной предложили поучаствовать. Посвященной Великой Отечественной войне.

– О как! Что будешь готовить?

– Пока не знаю. Вам известно, героев у нас в семье нет, рассказать не о ком.

– А надо рассказать о каком-то герое?

– Необязательно. Можно о каком-то сражении, поделиться воспоминаниями участников этой битвы. Все в этом духе.

Я внимательно следила за тетей Валей. Предложит ли она мне выступить с докладом о ее отце? Или мне все-таки надо попросить разрешения?

– А где будешь выступать?

– В университете. Это внутри вузовская конференция.

– Хочешь рассказать о моем отце? Я дам тебе его письма, вырезки из газеты. За чаем можем поговорить о том, что рассказывал мне папа.

– Это было бы здорово. Вы уже много мне рассказывали о нем, но если повторитесь, буду вам благодарна.

Она протянула руку и взяла меня за запястье.

– Ты тогда забегай, как будешь свободна.

– Хорошо. Обязательно. Спасибо большое.

– Тебе спасибо. Я думаю, о таких вещах нужно рассказывать, чтобы память о тех событиях оставалась с нами дольше.

На следующий день я оставила заявку на участие в конференции на кафедре истории. Дмитрий Сергеевич просиял в ответ, коротко описал требования к докладу, выслушал мои соображения по теме будущей работы и одобрил мой предварительный план. Также дал пару рекомендаций, как сделать его наиболее ярким. Я тут же записала их на своих черновиках, чтобы не забыть, и обратилась с просьбой, не говорить ничего о моем участии Слободе. Пояснила, что хочу сделать ему сюрприз. Король обещал держать все в тайне, но заподозрил меня в романтических чувствах к Шандору – его насмешливый взгляд и фраза: «Ох, молодежь!» говорили именно об этом.

В коридоре меня ждала Юля. Я отправила ее вниз до гардероба, но она не ушла. Она не понимала моего интереса к кафедре истории, и мне пришлось поделиться с ней своими планами, что вызвало у нее еще большее недоумение.

– Что ты собралась сделать?!

– Буду участвовать еще в одной конференции.

– Ты ли это?

– Как видишь я. Пойдем домой.

Я потянула ее на выход к лестнице.

– Погоди, Лиза. Что происходит?

Она схватила меня за запястье и вынудила остановиться. Заглянула в мои глаза. Я видела любопытство и подозрительность в ее взгляде, граничащее с ощущением раскрытия какой-то тайны. Мы оказались на проходе и отступили к стене, чтобы не создавать помех.

– Что не так? – спросила я.

– Я знаю тебя сто лет, ты никогда не любила писать доклады. Откуда такие перемены?

– Ничего странного. Я попробовала себя в новом формате, и мне это понравилось. Это захватывает. Появляется уверенность в себе, в своих силах.

– Ты влюбилась?

Я рассмеялась. Ну вот, все довольно предсказуемо. Как после этого что-то рассказывать Юле? Ей кругом мерещится любовь.

– Юля, когда люди влюбляются, они, наоборот, «забивают» на учебу и летают где-то в облаках?

– Пожалуй, соглашусь. Но ты у нас уникальная личность. Может, у тебя все наоборот?

– Чем же я уникальна?

– Тем, что тебе может понравиться умный занудный тип, который не прочь поговорить о высоком. А конференция – это сборище умников и зануд. Ты уже познакомилась с таким на конференции? Из-за него ты снова хочешь участвовать?

Я освободилась из рук Юли. На первом курсе она заподозрила меня в неравнодушии к Слободе, когда я выразила восторг его уму и грамотности, и мне пришлось оправдываться, что никаких романтических чувств к нему я не испытываю. После этого я стала восхищаться им втайне от подруги, и ни слова не сказала ей о нашей встрече в библиотеке, и тем более о том, что последовало дальше. Не собиралась я открываться ей и сейчас. Она снова вообразит, что я влюбилась в Слободу, и не дай боже ее подозрения дойдут до него. С ним и так нелегко в общении, и не хотелось бы усугублять его настороженность домыслами подруги.

– Пойдем домой, – сказала я. – Я жутко хочу есть.

Я повернулась и пошла к лестнице. Подозрения Юли меня изрядно веселили. Нельзя сказать, чтобы она совсем шла в неверном направлении, повод моим стремлениям, разумеется, был, но точно не связанный с влюбленностью. Но разве Юля поверит, что мной движет только желание дружбы? Тем более сейчас, когда ее воображение разыгралось пуще прежнего.

– Лиза, мы же подруги. Поделись со мной, что творится в твоей голове?

– Юля, я поделилась, а ты мне не веришь.

– Потому что я тебя слишком хорошо знаю.

– Мне интересна тема Великой Отечественной войны, поэтому хочу участвовать. И моя соседка меня поддержала. Это хороший повод рассказать о подвигах ее отца. Возможно, меня напечатают в сборнике, и я подарю его ей. Тете Вале будет приятно.

Мы спустились вниз в фойе и подошли к гардеробу. Женщина, здесь работавшая, едва справлялась с потоком студентов, пришедших одеваться. Она подала какому-то парню чужую куртку, и он возмутился ее оплошности. Он стал описывать, как выглядит его куртка, а мы тем временем замерли в очереди, потому что ни он сам, ни гардеробщица не помнили, какие цифры