— Ей было не до того. После Нового года сессия. Готовимся с ней. Она очень умная девочка. Живёт с родителями в огромной квартире на Суворовском.… А как у тебя дома? Детишки слушаются?

И в этом «детишки» он почувствовал, что Алла всё же вытащила билет и заняла в его жизни то место, куда несколько лет назад не смогла попасть. При этом всё понимает и наслаждается! Она показалась Антону такой огромной и всезнающей, что бессмысленным было что-то скрывать. Ведь теперь и она чувствовала, что жена и сыновья взяты им в аренду.

Внутри обожгло. В висках застучало — неужели вот так бросают семьи? Забывают о совместно прожитых годах, прошедшей взаимопомощи. Перестают жалеть и думать друг о друге. Понял, что всё это Аллу не интересует. Она ведь женщина — и тоже хочет счастья, своего личного! Верить этому не хотелось, и он решил сменить тему:

— В семье всё нормально. Ты думаешь продолжать работать? Или как?

— Конечно, мы же вместе собирались с преступностью бороться, Родину защищать, — и снова в её словах он услышал едва заметную насмешку. Точно в борьбе, о которой она когда-то говорила, Алла уже одержала победу. Маскироваться не стоит.

Решил уточнить:

— Ты уверена? Если не захочешь больше помогать, я не обижусь. Дело это неблагодарное общаться со всякой швалью. И наши отношения будут по-прежнему… — Антон не мог сразу подобрать слово. Немного помедлил, — … хорошие.

— Хо-ро-ши-е… — тихо по слогам повторила Алла. С презрением посмотрела Антону в глаза так, что заставила смутиться.

Он понял, что облажался. Вспыхнула ненависть к себе. Быстро пересел к ней, на соседний стул. Обнял, шепнул на ухо:

— Я же тебя люблю… — подумал, что ничего страшного в этом признании нет. Любовь бывает разная. И к матери и к друзьям. Успокоился.

Алла заулыбалась:

— АнтОн БОрисОвич, я вас тоже очень люблю, теперь его имя-отчество снова торжественно зазвучали в вышине.

Заботкин почувствовал себя наставником:

— Как дела в институте? Ещё не надоело?

Алла засияла и неожиданно превратилась в ту далёкую девочку из интерната:

— Что вы, — оживилась, радостно затараторила, — я так вам благодарна. У нас на третьем курсе будет практика, и лучшие студенты смогут попасть на корабль! А этим летом мы поедем в экспедицию, потом в колхоз на уборку. Спасибо вам большое.

— Стипендию-то получаешь? Деньги есть?

Хватает?

— Конечно, получаю. У меня всего одна четверка по английскому. Мне Рада помогает. Она такая умная.

У неё мать цыганка, а отец — профессор, дома одни книги. После сессии будут каникулы дней десять.

— Ну, вот давай, сдавай свои экзамены, а потом приходи работать.

— И что, до тех пор я вас не увижу? — Алла сделала глаза огромными.

— Увидишь, конечно, если захочешь. Заходи. Я всегда тебя буду ждать.

— И вы заходите ко мне в гости!

— Это куда? — не понял Антон.

— В общежитие на Стахановцев. С интернатом я рассталась — теперь институт обязан предоставить мне жильё. Поселили в комнату к девушке. Она старшекурсница и часто ночует у своего парня. Так что за порядок приходится отвечать мне. Зато и живу практически одна. Придёте ко мне на новоселье?

— Конечно, приду, — обрадовался Антон, подумал — не всё же в кабинете закрываться.

Неожиданно вспомнил, что знаком с комендантом общежития и сторожами, поскольку неоднократно проводили там мероприятия: чистили от наркоманов, разыскивали воров. Как-то неудобно может получиться. Но решил, что выкрутится — что-нибудь придумает. Скажет, что выслеживает опасного преступника или… преступницу. Врать — не привыкать, точнее — проводить оперативную комбинацию. Самому стало смешно.

Глава 14. Повышение

Неожиданно перед самым Новым годом Антона пригласили в Главное управление на Литейный.

Знакомые сотрудники предложили ему здесь продолжить ведение оперативных разработок. А для этого написать рапорт на перевод в отдел «А». Он дал согласие.

Это было повышение, о котором Заботкин только мог мечтать — прямо в главк, минуя районное управление! Доложил непосредственному начальству и начал готовить дела к передаче. В конце января вышел приказ, и он стал перевозить свои канцелярские принадлежности. Через секретную часть переслал несколько дел действующих агентов, не забыл и о Николь.

Дни перевода принесли ощущение свободы.

В одном подразделении Антон уже не числился, а в другом ещё не обосновался. В главке говорил, что продолжает сдавать дела, а в отделении милиции рассказывал, что знакомится с новой обстановкой.

Коллектив на него внимания не обращал, все продолжали заниматься своими делами.

Алла благополучно сдала сессию и ушла на каникулы.

Антон сказал жене, что уезжает в командировку, и вечером приезжал в общежитие. Они были вдвоём. Это было счастье, которым он не хотел делиться. Заботкин запирал дверь, закрывал форточку, зашторивал окна. Исключал все звуки будь то телевизор или приемник.

Хотел слышать только мелодии, касающиеся ее: шорох снимаемой одежды, стук скидываемой обуви, шлёпанье босых ног, тихий скрип кровати.

Иногда Алла бессознательно мурлыкала ненавязчивый мотив, не замечая того. И это казалось музыкальной прелюдией начинающегося представления. В полумраке комнаты женское тело наклонялось, руки протягивались к постели, снимаемое покрывало заговорщически шуршало. Алла садилась на одеяло и стягивала колготки, тянулась к кончикам пальцев, где сеточка волокон случайно цеплялась за ноготок. Едва слышный скрип капрона, а затем щелчок — точно кто-то попал в мышеловку.

Всё, что совершалось в этой комнате, принадлежало ему: приглушенный свет, сумрачное отражение в зеркале стройной ноги и руки, скользящее по коже нижнее бельё. А потом белое обнаженное женское тело, точно переливающаяся серебристая форель, освещало своей белизной замкнутое пространство комнаты. Внезапно нырнув, исчезала, скользнув под белую призрачную материю пододеяльника — точно в зимний сугроб.

Едва слышимое, а потом нарастающее учащённое дыхание своё и её. А