— Представляете, сколько просидите в «Крестах», если тот парень уже два месяца парится только за угрозы и нож? А у вас ещё и взятки с вымогательством… — сделал продолжительную паузу, пока декан наклонил пузырёк и считал капли, падающие в стакан с водой. Но рука дрогнула, и жидкость полилась струйкой. Фраерман чертыхнулся, убрал пузырёк и выпил всё разом. Откинулся на спинку кресла, обмяк. На лбу выступил пот. По кабинету распространился лекарственный запах.

Антон решил, что пора:

— Но я верю, что вы не убивали, хотя доказать это будет непросто…. Потребуется ваша помощь.

Фраерман вскинул на оперативника взгляд, полный надежды.

— Скажите! Сделаю всё, что смогу, — хрипло попросил он.

Вот этого момента Заботкин и ждал. Почувствовал, как отлегло, душа стала ликовать. Но радость показывать нельзя. Надо сохранять напряжение, тащить декана за собой словно машину на привязи — держать натяг. Если появится слабина начнётся дёрганье, может случиться разрыв.

— Раз погибшая у вас не одна, есть предположение, что убийца учится в этом институте. Знаю, что вы председатель приемной комиссии. Отец парторг института. Надо будет официально принять девушку — нашу сотрудницу. Думаю, вы знаете, как это сделать.

Декан хмурился, молча, кивал.

Заботкин продолжал:

— Она способная, поможет установить убийцу. Но это тайна, только между нами. Вы же понимаете?.. Ну а с остальными нарушениями пора кончать. Взятки брать нехорошо! Папу позорите! Вы же не хотите в тюрьму?

— Нет, нет, я всё сделаю, — оживился Фраерман, — только сообщите потом её данные. Позвоните. Пусть приходит, сдаёт. Вы знаете мой телефон, вот запишите себе… — он пододвинул Антону ручку и листок бумаги.

Заботкин не проявил интереса к письменным принадлежностям, встал. «Декан» недоуменно посмотрел на него. Встретив холодный всезнающий взгляд, догадался:

— Ах, да понимаю… — засуетился, убирая всё в стол. Тихо произнёс: — Извините.

Глава 12. Измена

Договориться с директором швейного училища было нетрудно, поскольку оно тоже находилось на территории, которую обслуживал Заботкин. Никто не хотел конфликтовать с милицией. А когда Антон пообещал написать письмо с просьбой отпустить Аллу для выполнения особо важного оперативного задания без отработки, тут же согласились.

К первому сентября все формальности были улажены, экзамены сданы, и Алла приобрела статус студентки первого курса Гидрометеорологического института. Как и мечтала — факультет «Океанология».

С этого времени Антон практически перестал её видеть. Забегая на несколько минут в отдел, она говорила, что много занимается. Нагоняет пропущенные в училище уроки, изучает то, что им даже не преподавали за ненадобностью. Особенно иностранный язык, который она игнорировала, не видя в нём дальнейшего применения. Одеваться стала как обычные девочки — без браслетов и ошейников…

Народ всё чаще выходил на улицы с плакатами.

Возникали стихийные митинги. Из сотрудников комплектовали группы быстрого реагирования, без оружия возили на автобусах по городу. Ставили в оцепление то в одном районе, то в другом.

Боялись народного бунта. Приказывали никого не трогать, главное — не допустить беспорядки. В страну пришла демократия, провозглашалась гласность. Что это — никто не знал. Вроде как свобода слова. Стали ругать правительство и партию не только на кухне, но и везде: в очередях, в скверах, транспорте, на площадях и собраниях. Свободного времени стало много — безработица давала себя знать.

Служба продолжалась без перерыва, усиление не снимали. Дни… недели… превратились в непрерываемые будни…

Неожиданно после обеда появилась Алла. Не одна — с подругой, смуглой девочкой, смоляные волосы распущенны по плечам. Пронзительный взгляд прищуренных глаз оставлял неприятное ощущение.

Обе в чёрных кожаных куртках. На шеях толстые цепочки из белого металла, на запястьях браслеты, на пальцах — перстни с черепами.

— Вы что, девчонки, на карнавал собрались? удивился Заботкин, из сундуков наряды свои подростковые достали?

— Познакомься — это Рада, вместе учимся в институте! — весело произнесла Алла, войдя в кабинет и обнимая Заботкина. Затем обернулась к подруге: — А это мой самый лучший друг — Антон Борисович! Он мне как папа… папочка…

— Какой я тебе папочка, — возмутился Заботкин. Поцеловал Аллу в щёку. Почувствовал запах вина. Вспомнил, что сегодня первое ноября, — а ты уже день рождения начала отмечать, как я погляжу? Поздравляю!

— Так… выпили с Радой по стаканчику для настроения. На всякий случай зашли. А ты на работе! Сегодня же суббота! Все отдыхают!

— Мы не все! — горько усмехнулся Антон. — У нас — всё наоборот. Когда у людей выходной нам работа.

— Брось ты эту работу, — Алла снова повисла на шее Заботкина, — пожалуйста… пошли с нами на «Кино».

— Что-то ты заучилась в институте — «на кино»! Антон усадил её на стул: — Сейчас будешь диктант по русскому языку писать.

Девочки одновременно весело рассмеялись, хитро сощурили глазки.

— Да это не фильм, а музыкальная группа «Кино», Виктор Цой! У нас проходки в дом культуры «Первомайский».

Заботкин подумал, что сильно устал. Уже не помнил, когда были выходные. Решил, что смена обстановки не помешает, и возражать не стал.

Сказал начальнику, что пошёл работать на территорию. Надел плащ и направился с девчонками к остановке.

Ехали долго. Сначала на метро, затем на троллейбусе и пешком.

Когда-то в юности Антон и сам играл на гитаре, даже участвовал в школьном вокально-инструментальном ансамбле. Потом была армия, женитьба. Творчество забылось. И теперь, видя на сцене живых музыкантов, Заботкин вспомнил те свои далёкие года, как чью-то чужую мирную жизнь. Походы с привалами, поцелуи в палатке, стройотряд в деревне — уборка урожая. Всё было точно не с ним.

На сцене парень казахской внешности пел низким голосом, отрывисто немного внос. Несколько гитаристов в чёрных футболках, очках и кроссовках жестко били по струнам. Большая ударная установка. Позади на стене прикреплён матерчатый плакат красного цвета, с нарисованным трактором без передних колёс. Музыка гремела, не давала расслышать слова. Микрофон