Манолис отнесся к приговору неоднозначно, однако, как и Мария с Гиоргосом, был уверен, что смерть брата не облегчила бы его страданий.

Несколько недель спустя, придя домой, Манолис обнаружил, что к его двери прислонен большой коричневый конверт. Агати, по-видимому, решила, что под дверь он не пролезет, и оставила так. На этот раз фамилия адресата была написана чуть более разборчивым почерком. Вандулакис. Агати эта критская фамилия показалась очень красивой. Ван-ду-ла-кис. У нее был очень приятный ритм.

Манолис вскрыл конверт и обнаружил в нем несколько десятков газетных листов и письмо от Антониса. И хотя Антонис был довольно разговорчив, излагать свои мысли на бумаге он не любил еще со школы, а потому его послание вновь было очень коротким.

Дорогой Манолис!

Надеюсь, у тебя там в Пирее все хорошо. Я больше не работаю на Вандулакисов. Думаю, давно пора. Сейчас я занят на стройке. В Айос-Николаосе возводят много новых домов.

Эти заметки о суде я сохранил специально для тебя.

Журналист записал все в точности как оно было на самом деле. Надеюсь, его отчет положит конец этой ужасной истории для нас обоих.

С наилучшими пожеланиями,

Антонис

Антонис не стал говорить другу о том, что его имя не раз всплывало во время процесса. Он сам поймет это по газетным вырезкам.

Манолис дважды перечитал письмо. Слова «для нас обоих» привели его в некоторое замешательство – он не понимал, что Антонис имеет в виду. Манолис знал, что Ангелопулосы были очень дружны с Петракисами, и все же эта ремарка показалась ему странной.

Он сел на кровать, разложил вырезки в хронологическом порядке и принялся их изучать. Антонис был прав насчет журналиста – тот действительно описывал процесс очень подробно. Репортер отмечал каждое покашливание или вздох; всякий раз, когда Андреас Вандулакис ерзал на стуле, журналист заносил это в свои заметки; даже неодобрительный гул толпы – по-видимому, посмотреть на процесс пришло огромное количество зрителей – был запечатлен дотошным репортером. Когда дело дошло до вынесения приговора, Манолису показалось, что он присутствовал на процессе все три дня.

Манолис был настолько поглощен чтением, что не услышал настойчивого стука в дверь. Стучала Элли, племянница Агати. Девушка хотела угостить Манолиса пахлавой, но была вынуждена оставить коробочку со сластями снаружи под дверью. Когда он наконец открыл дверь и увидел перед ней гостинец, то, недолго думая, открыл коробочку – и вскоре она опустела. Изучение судебного процесса отняло у Манолиса много сил, и пахлава пришлась как нельзя кстати.

Вечером Манолис решил прогуляться. Ему хотелось выпить – одному, без собеседников. Он мечтал остановить поток мыслей в своей голове, стереть память о процессе и эмоции, которые тот вызывал, прогнать образы, возникающие перед мысленным взором.

Однако это оказалось невозможным. Мысли Манолиса постоянно возвращались к человеку, столь похожему на него самого, что люди принимали их за близнецов. Андреас теперь сидел в тюремной камере, и, как это иногда случается у настоящих близнецов, Манолис невольно ощущал связь со своим братом. В глазах закона дело было закрыто, но для Вандулакисов и Петракисов приговор не ставил точки в этой печальной истории.

В ту ночь Манолис нашел себе место в баре напротив самой оживленной части гавани. Он пытался притупить свои мысли алкоголем, лениво наблюдая за кораблями, покидающими порт, и представляя себе, как они бороздят морские просторы. Корабли плыли на Ближний Восток, в Индию, Китай – в любую точку мира. Возможно, ему стоит устроиться матросом на один из них и просто исчезнуть. Некоторое время он обдумывал эту идею, но в конце концов отверг ее. Его нынешняя жизнь, возможно, не так уж плоха. Ему нравились люди, с которыми он работал, и хозяйка, у которой он снимал комнату.

В этой же части гавани швартовались паромы из Ираклиона. Только что прибыл вечерний рейс, и Манолис наблюдал, как пассажиры сходят на берег. Двое из них показались ему знакомыми – кажется, эти люди жили в Плаке. Манолис на всякий случай вздернул воротник своей куртки и уткнулся в него, чтобы его не заметили и не узнали.

* * *

Агати обычно убирала комнату Манолиса, пока он работал. На следующее утро после того, как на его имя доставили большой коричневый конверт, женщина решила, что пора бы уже сменить простыни жильца. Найти конверт не составило труда. Он был спрятан под рубашками в нижнем ящике комода. Агати раздвинула занавески, чтобы впустить в комнату немного света, уселась на кровать и принялась за чтение.

Первое, что ей бросилось в глаза, – имя обвиняемого и его жертвы. Андреас Вандулакис и его супруга Анна. Агати перепроверила имя на конверте. Сняв туфли, она забралась на кровать и устроилась поудобнее: под спину подложила подушку и прислонилась к деревянному изголовью. Агати читала медленно, пробегая глазами каждую строчку, абзац за абзацем, страницу за страницей. Торопиться было некуда: женщина успела хорошо изучить распорядок дня Манолиса и твердо знала, что он вернется не скоро. На то, чтобы внимательно прочесть все заметки о ходе процесса, ей потребовалось не меньше часа.

Закончив читать, она на мгновение прижала газетные вырезки к своей груди и ощутила, как бешено колотится сердце. После этого встала с кровати и начала рыться в ящиках комода в поисках уже знакомой ей фотографии.

Только теперь она поняла, кто из мужчин, изображенных на ней, был ее квартирантом. Прежде она ошибалась. Мужчина с обручальным кольцом на пальце не Манолис, а его двоюродный брат Андреас.

Ей все стало ясно. Серьга. Кошмары. Бедный Манолис. Бедный, несчастный Манолис потерял женщину, которую так любил. Как же это, должно быть, ужасно! Агати