щеки и шея пылали от гнева, и Мария испугалась, что может упасть в обморок. Со стороны небольшой группы жителей Плаки, которые также присутствовали на суде, но сидели чуть поодаль от Марии с Гиоргосом, послышался неодобрительный ропот.

Перед вынесением приговора был объявлен небольшой перерыв, во время которого всех попросили выйти на улицу. Мария нашла скамейку для своего отца прямо за углом здания суда. Она усадила на нее Гиоргоса, а сама решила немного прогуляться. На соседней тихой улочке девушка заметила церковь. Входная дверь была открыта, и Мария поспешила войти внутрь.

Поцеловав икону при входе в церковь, Мария прошла на задний ряд скамеек и в полумраке, царившем там, опустилась на колени. Эмоции, бушевавшие внутри ее, мешали Марии сосредоточиться на молитве. Между ней и Богом встал гнев, который девушка была не в силах обуздать. Она хотела испросить прощения для Андреаса, но сама мысль об этом была ей противна. Мария не могла сдержать слез, когда пыталась ответить сама себе на вопрос, почему такое преступление следует простить. Была ли она единственной – помимо отца, Николаоса Киритсиса и горстки деревенских жителей, – кто считал, что ее сестра не заслужила такой смерти? Неужели остальные присутствующие в зале суда верили, что подобное наказание вполне оправданно?

Мария услышала, как скрипнула входная дверь, обернулась и увидела священника. Девушка встала, перекрестилась и быстро покинула храм. Тем временем на улице начался дождь. Мария плохо знала Неаполи, свернула не туда и вновь оказалась перед входом в церковь. Когда она наконец вышла к зданию суда, ее отца уже не было на той скамейке, где Мария его оставила. Встревоженная и расстроенная, девушка поспешила войти внутрь. Как только она очутилась в зале суда, двери за ней тут же закрыли – судья и присяжные уже вернулись на свои места. Мария успела вымокнуть под дождем, и теперь с ее волос капало.

Выслушать приговор собралось еще больше зрителей, чем во время самого процесса, так что Марии пришлось стоять среди вновь прибывших. Она, скорее, обрадовалась такому стечению обстоятельств – в толпе легче укрыться от нескромных взглядов. Но девушка переживала за Гиоргоса, который остался совсем один. Она хотела быть с ним во время вынесения приговора.

Внезапно в зале наступила тишина. Со своего места Мария могла видеть только лицо судьи, сидящего на возвышении. Своим крючковатым носом и близко посаженными глазами он напоминал ей орла.

Решение присяжных было единогласным: виновен. Его быстро и еле слышно огласил один из них. Прежде чем произнести свою речь, судья выдержал довольно долгую паузу, а затем прочистил горло и посмотрел на обвиняемого, к которому собирался обратиться.

Мария не могла видеть Андреаса, но хорошо представляла себе выражение его лица. Девушка старалась не думать о том, что вместе с жизнью сестры он отнял счастье и у нее самой. В тот роковой вечер Николаос Киритсис – человек, вылечивший от проказы обитателей Спиналонги, – попросил ее выйти за него замуж. Последовавшая за этим смерть Анны имела несколько последствий. Прежде всего, теперь Мария была вынуждена остаться с отцом в Плаке, заботиться о нем. Свадьбу пришлось отложить на неопределенный срок. Мария не сомневалась, что новая жизнь, которая на короткое время забрезжила было перед ней, отныне, увы, недосягаема. Андреас Вандулакис разрушил жизнь каждого члена ее семьи.

– Мне кажется, что это дело хоть и печальное, но простое, – начал судья. – Я должен сказать вам несколько слов, Андреас Вандулакис. – Он был мастером театральных пауз. – Эта молодая женщина в расцвете сил была убита вами, ее мужем, в порыве гнева. Мы никогда не узнаем, было ли данное убийство умышленным. Эту тайну вы унесете с собой в могилу.

Воздух в захваченном тишиной зале суда вдруг стал словно наэлектризованным. Судья собирался вынести смертный приговор. Иначе зачем ему было упоминать о могиле? Для присутствующих слова судьи стали настоящим потрясением. Большинство полагало, что Андреаса оправдают или ему будет вынесен формальный приговор.

– Защита чести и достоинства, безусловно, важна, – тем временем продолжал судья, – но она не может служить оправданием столь ужасного преступления. – Судья зачитал показания тех свидетелей, которые описывали обвиняемого как человека несдержанного и вспыльчивого. Слова Антониса показались судье наиболее убедительными. – Андреас Вандулакис, вы признаетесь виновным в убийстве несчастной женщины. Данное преступление заслуживает смертной казни.

У кого-то из толпы вырвалось: «Нет!» – и тревожный шепоток пронесся по залу суда. Даже Мария затаила дыхание. Жизнь за жизнь. В этом было что-то пугающее. Такой приговор нередко выносился в подобных случаях, однако Мария понимала, что он не вернет ей сестру. Не вернет счастье ни ей, ни ее отцу.

Судья подождал, пока в зале вновь стало тихо.

– Однако в данном случае я не приговариваю вас к смертной казни. Вместо этого я приговариваю вас к пожизненному заключению. Думаю, подобный приговор послужит хорошим примером для всех мужчин, проявляющих несдержанность в отношении своих жен.

И опять по толпе пробежал вздох удивления, ведь большинство зрителей пребывали в уверенности, что Андреас Вандулакис покинет зал суда свободным человеком. Конечно, в случившемся была виновна Анна, а не ее супруг! Сына такого богатого землевладельца сажают в тюрьму? На всю оставшуюся жизнь?

Возмущение и протесты толпы вызвали у Марии чувство омерзения. Многих мужчин, находящихся в зале, явно оскорбил оглашенный вердикт, ведь поднять руку на свою жену на Крите было обычным делом. Судья же в данной ситуации вставал на защиту женщин, и далеко не всем это понравилось.

Через несколько секунд Мария покинула зал суда, решив дождаться отца на улице. Когда Гиоргос наконец появился, девушка взяла отца под руку, и они молча направились к автобусной остановке – оба хотели как можно скорее покинуть это место.

Всю дорогу Мария смотрела на свое отражение в забрызганном дождем окне и видела перед собой измученную женщину с растрепавшимися волосами. Ей казалось, что она только что присутствовала на процессе над своей сестрой, а не над Андреасом. Мария ощущала, что за последние три дня она постарела на десять лет.

Вернувшись домой, и отец, и дочь наконец дали волю слезам. И хотя они были раздавлены смертью Анны, оба понимали, что казнь Андреаса не облегчила бы их страданий.

* * *

Процесс широко освещался в местной прессе, но в национальных газетах о нем не говорилось ни слова.

Благодаря Антонису Манолис знал дату начала процесса и тщетно искал информацию о ходе разбирательств в национальной газете «Катимерини». Увы, в издании написали лишь об окончании процесса. Заголовок гласил: «ПОЖИЗНЕННЫЙ СРОК ЗА УБИЙСТВО ЖЕНЫ». Статья была совсем небольшой и размещалась на