Ну конечно, теперь-то я все понял! Как я мог быть таким идиотом, что соглашался взять на руки отказывавшегося идти ребенка! Гораздо логичнее заставить просящегося на ручки ребенка идти самому и брать на руки того, который хочет идти сам. Так мы точно оба испортим друг другу настроение и разыграем на людях знатный спектакль. Почему бы тогда не подождать свою дочь-подростка после школы и не взять ее на руки на виду у всех ее друзей? Она, несомненно, будет в восторге (только лучше предварительно походить в спортзал, а то можно спину сорвать).

Ошибка, которую совершают эти авторы (а также многие врачи, психологи и родители), – это думать, что «ходить» – действие однородное: если ребенок уже «ходит», значит, он может и должен ходить всегда и везде.

Но это не так. Хождение включает в себя целый комплекс действий. Никто не станет спорить с тем, что забег на короткую дистанцию и марафон – два совершенно разных испытания, и ни один спортсмен не помыслит тренироваться для участия сразу в обоих. Так же для ребенка: ходить вокруг матери, когда та сидит на одном месте, или идти вслед за ней – два совершенно разных действия. В последнем недостаточно просто переставлять ноги и стараться не упасть, нужно также ориентироваться, где ты находишься, где находится мама и как лучше добраться из одной точки в другую, причем ни одна из этих точек не стоит на месте.

Одно время считалось, что дети никогда не смогут ходить сами, если их этому не научить. Доктор Штирниман инструктировал матерей, как и в каком возрасте должно начинаться такое обучение, и советовал применять для этого специальный массаж и упражнения33. Возможно, теперь, дорогие мои читатели, вы поймете, отчего некоторые ваши бабушки приходили в шок от того, что вы не «учите детей ходить». В их время подобное учение считалось обязательным; сегодня, однако, почти каждая мать и педиатр знают, что хождение зависит не от обучения, а от развития самого ребенка. Если ребенок получает достаточно любви и внимания и ему не мешают, пеленая или выводя гулять на шлейке, он сам начнет ходить тогда, когда нужно, где-то после года (или немного раньше). Его этому не нужно учить. Точно так же от развития ребенка зависит и то, когда он станет добровольно ходить, держа вас за руку или совсем самостоятельно – тогда, когда он будет к этому готов, приблизительно в три и семь лет соответственно.

Ожидать от ребенка, что он пойдет по улице, только потому, что вы видели, как он переходит с места на место в парке, – все равно что сажать его за руль на трассе, потому что вы видели, как славно он уже умеет рулить игрушечной машинкой.

Конечно же, все эти изменения происходят не в одночасье. Довольно продолжительный период ребенок уже будет в состоянии ходить, но лишь какое-то время, или когда ему этого очень хочется, или когда он в хорошем настроении. На днях мимо моего дома прошла мама с двухлетним ребенком. Судя по времени суток, она только что забрала его из детского сада. Она изо всех сил побуждала его идти самостоятельно: «Ну смотри, сейчас сделаешь маленький шажочек, как мышка, во-о-от, очень хорошо!» (малышка делает крошечный шажок). «А теперь – огромный, большой шаг, как слон!» (девочка делает большой шаг), сейчас – как кенгуру!» (малышка прыгает). Ребенок с удовольствием играл в эту игру, но я никак не мог отделаться от мысли, что, если дом их кварталах в четырех, дойдут они до него уже только в сумерках.

Многие дети на этой стадии развития проявляют удивительную чуткость: один и тот же ребенок может с плачем просить родителей понести его, а с бабушкой или дедушкой совершенно спокойно ходить самостоятельно, потому что знает, что у тех уже не хватает сил или гибкости, чтобы брать его на руки. Некоторые дети соглашаются идти, если видят, что родители несут тяжелые сумки. Нередко слышишь, как бабушка говорит своей взрослой дочери: «Вот видишь? С тобой она притворяется, но я-то ее научила ходить!». Такие бабушки несправедливо ставят себе в заслугу то, что дети, видя, как тем тяжело, самоотверженно решают идти сами. И – учитывая, как часто в награду им за это достаются упреки или сарказм («Ага, теперь, оказывается, ты ходить умеешь, а с мамой устраиваешь сцены?») – делают они это не ради награды или похвалы, но из чистого великодушия, потому что у них уже есть совесть и они хотят всегда, когда это возможно, поступать хорошо.

Взрослые ревнуют к соперникам того же пола, а дети ревнуют к своим братьям и сестрам. Что общего между этими ситуациями? Почему мы реагируем на них сходным образом и называем их одним и тем же словом?

Ревность встречается не у одних только людей. Животные типа львов, где самец остается с самкой и защищает детенышей, обычно прогоняют возможных соперников. Самец, защищающий своих детенышей, скорее обеспечит передачу своих генов дальше (при условии, конечно, что детеныши от него и гены у них именно его). С точки зрения эволюции присматривать за чужими детенышами не очень выгодно. Инстинкт следить за своим потомством лучше передается в паре с инстинктом ревности к конкурентам.

Самки таких проблем обычно не испытывают. Они не сомневаются, что детеныши – именно их, и им наплевать, чем занимаются самцы в свободное время. Но продолжительность периода взросления человеческих детей заставляет матерей рассчитывать на то, что отец будет рядом. Если ваш муж начнет заигрывать с другими женщинами, может статься, что однажды помогать вам присматривать за детьми будет уже некому. У нас ревность испытывают как мужчины, так и женщины, и всем не нравится, когда их любимые засматриваются на других.

Так почему же молодые пары, у которых нет детей, тоже испытывают приступы ревности? Ревность не является рациональной, осознанной реакцией. Вы испытываете ревность не потому, что думаете: «Если муж меня бросит, мне будет трудно сводить концы с концами»; точно так же, вы испытываете голод, не потому что думаете: «Для поддержания обмена веществ мне нужно 1 800 килокалорий». И ревность, и голод – сами собой возникающие глубинные ощущения, которые побуждают нас совершать те или иные действия.

Ревность к братьям и сестрам работает иначе: детям внимание и забота родителей нужны, чтобы выжить. Если родители уделяют их одному ребенку в ущерб другому, последний начнет страдать. Вот почему, когда у него рождается братик, самой логичной реакцией ребенка будет изо всех сил напоминать родителям: «Эй, про меня тоже не забывайте!» – то есть требовать их внимания. Это не осознанное действие; трехлетка не думает: «Так, чтобы родители обратили на меня побольше внимания, надо начать писаться в постель, устраивать истерики и заикаться». Нет, факт в том, что на протяжении тысяч лет дети, которые вели себя подобным образом, имели больше шансов выжить и передать дальше свои гены.

Ревнующий ребенок демонстрируют любопытную смесь моделей поведения. Он ведет себя как маленький, чтобы вызвать симпатию, но при этом старается вести себя как взрослый, чтобы показать, что он лучше своего братишки. Он реагирует на родителей со смесью «приставучей» нежности и враждебности. Демонстрирует по отношению к младшему ребенку преувеличенную, граничащую с агрессией нежность, когда чуть ли не душит его, обнимая изо всех сил. Иногда старается его ударить, но чаще высмеивает («Ха-ха, он не умеет ходить, он какает в штаны!»); также он может страдать от приступов раздражения или гнева, словесно или физически нападать на родителей, чьего внимания пытается добиться. Подобное поведение может показаться нам странным, но по сути оно не отличается от поведения мужчины, который подозревает, что его жена увлеклась другим: он то плачет и умоляет, то разыгрывает из себя идеального мужа, моет посуду и осыпает жену подарками; то он внимательный и нежный, то норовит придраться и устроить сцену или высмеять своего соперника; случается, что он нападает на него или даже на свою жену.