– Глупости, – убежденно произнесла она. – Совершенноестественное чувство. Любой на вашем месте испытывал бы то же самое. Вы должнынабраться терпения и сдерживаться.

– Хорошо бы меня интернировали. Было бы много легче.

– Возможно. Но вы тут, как я слышала, делаете полезнуюработу. Полезную не только для Англии, но и для человечества в целом. Вы ведьработаете над проблемой обеззараживания, я правильно поняла?

Лицо Карла чуть-чуть посветлело.

– О да. И уже начал получать хорошие результаты. Очень простаяреакция, не требует сложной технологии, и продукт прост в употреблении.

– Вот видите. Стоит потрудиться. Все, что уменьшаетстрадания, стоит труда. Что созидает, а не разрушает. Мы честим противникадурными словами, но ведь это же естественно. Они нас тоже честят. Сотни такихмайоров Блетчли с пеной у рта. Я, например, тоже ненавижу немцев. Я произношу:«Немцы», и на меня накатывает волна злобы. Но когда я думаю об отдельных людяхв Германии, о матерях, ждущих вести от сына, о мальчиках, покидающих родной доми уходящих на войну, о крестьянах, убирающих урожай, о простых лавочниках и онекоторых моих славных, добрых знакомых, – тогда у меня возникают совсем другиечувства. Тогда я понимаю, что они – такие же люди и испытывают такие жечувства, как и мы. Это главное. А все другое – поверхностное, боевая маска,которую надевают, когда воюют. Для войны она нужна, может быть, даженеобходима, но она ненадолго.

Таппенс говорила все это, а сама, как раньше Томми, думала ословах сестры Кэвелл: «Патриотизм – это еще не все. Мне нужно, чтобы в моемсердце не было ненависти».

Эти слова в устах женщины, которая воистину была настоящейпатриоткой, они с Томми всегда считали высшим проявлением самопожертвования.

Карл фон Дейним наклонился и поцеловал ей руку.

– Спасибо вам за добрые и верные слова. Я наберусь терпения.

«Господи, – думала Таппенс, идя под гору в город. – Какнекстати, что самый симпатичный, на мой взгляд, человек в пансионе «Сан-Суси» –немец. Из-за этого все наперекосяк».

Таппенс была человек исключительно дотошный. Поначалу она насамом деле не собиралась ехать в Лондон, но потом решила выполнить все, о чемговорила обитателям пансиона. А то если бы она просто уехала до вечеракуда-нибудь из города, – кто знает, а вдруг бы ее там кто-то заметил, и этостало бы известно в «Сан-Суси»?

Нет, миссис Бленкенсоп объявила, что едет в Лондон, значит,так тому и быть.

Она купила обратный билет третьего класса и, отходя откассы, столкнулась лицом к лицу с Шейлой.

– О, куда это вы собрались? – спросила девушка. – Я заехалаза посылкой, она у них тут куда-то запропастилась.

Таппенс объяснила ей свои планы.

– А, ну да, – кивнула Шейла. – Вспомнила, вы об этом ужеговорили. Я просто не поняла, что вы едете сегодня. Я выйду с вами на перрон ипосажу вас в поезд.

Шейла была оживленней обычного. Исчезло хмурое, раздраженноевыражение лица. Она вполне весело обсуждала с Таппенс мелочи повседневной жизнив «Сан-Суси» и оставалась на платформе до самого отхода поезда.

Помахав на прощание в окошко и проводив взглядом ееудаляющуюся фигурку, Таппенс уселась на свое место в углу и приняласьразмышлять. Случайно ли Шейла оказалась на станции именно в это время? Можетбыть, миссис Перенье понадобилось удостовериться, что словоохотливая миссисБленкенсоп действительно отбыла в Лондон?

Очень даже похоже на то.

Совещание между Таппенс и Томми состоялось только наследующий день. Они условились не предпринимать никаких попыток контакта встенах «Сан-Суси».

Миссис Бленкенсоп встретила мистера Медоуза на набережной,где он неспешно прогуливался, поскольку сенная лихорадка его наконец немногоотпустила. Они сели на одну из скамеек над морем.

– Ну? – спросила Таппенс.

Томми медленно кивнул в ответ. Вид у него был какой-тоогорченный.

– Да, – произнес он. – Результаты получены. Ну и денек уменя был, надо сказать. С утра до вечера подсматривал в дверную щель. Прямо шеюсвело.

– Бог с ней, с твоей шеей, – сказала бесчувственная Таппенс.– Говори кто.

– Ну, сначала, естественно, зашли горничные убрать вкомнате. Входила миссис Перенья, но в то время там как раз были горничные, онаим задала жару за какие-то провинности. Девочка забежала, Бетти, и вынесла своюшерстяную собачку.

– Да, да. А еще кто?

– Еще один человек, – со вздохом сказал Томми.

– Кто?

– Карл фон Дейним.

– Вот значит как.

У Таппенс ёкнуло под ложечкой. Стало быть, все-таки...

– Когда? – уточнила она.

– Во время обеда. Он раньше других вышел из столовой,поднялся к себе, украдкой скользнул через коридор и прямо в твою комнату.Пробыл там с четверть часа.

Томми замолчал, а потом спросил:

– Так что, надо понимать, вопрос ясен?

Таппенс кивнула. Разумеется, ясен. У Карла фон Дейнима моглобыть только одно дело в комнате миссис Бленкенсоп. Больше ему незачем быловходить и оставаться там целых четверть часа. Его участие в заговоре доказано.Но какой же он тогда великолепный актер, с горечью думала Таппенс. Он такискренне говорил с нею накануне утром. А впрочем, что ж. Возможно, он и былискренен, на свой лад. В умении к месту использовать правду – секрет успешногообмана. Карл фон Дейним – патриот, вражеский агент, работающий на свою страну.За это его можно уважать. И за это его надо уничтожить.

– Жаль, – тихо сказала она.

– Мне тоже, – признался Томми. – Он славный малый.

– Мы с тобой могли бы делать то же самое, если бы находилисьв Германии, – заметила Таппенс.

Томми кивнул. Она продолжала:

– Теперь мы более или менее знаем, на каком мы свете. Карлфон Дейним работает совместно с Шейлой и ее матерью. Возможно, миссис Перенья уних главная. И потом, имеется еще та иностранка, с которой разговаривал Карл.Она тоже как-то со всем этим связана.

– Что мы предпримем дальше?

– Необходимо найти способ обыскать комнату миссис Переньи.Там может оказаться какой-то след. И придется последить за ней – куда онаходит, с кем встречается. Томми, по-моему, надо вызвать Альберта.