— Что случилось? — с тревогой спросила она. Это была, скорее всего, инфлюэнца, если не что-то серьезнее. Иными словами, именно то, что, по мнению матери, всегда угрожало ей самой. Но Аннабелл была молода и обладала хорошей сопротивляемостью, а Консуэло за последние два года стала очень уязвимой. Потери состарили женщину и ослабили ее организм. — Когда ты почувствовала себя плохо? — Аннабелл видела мать всего два дня назад, но тогда она была совершенно здорова. Консуэло не велела Бланш беспокоить дочь.

— Вчера, — тихо сказала мать. — Ничего страшного. Наверно, я простудилась в саду.

— Ты вызывала врача? — спросила Аннабелл и нахмурилась, когда Консуэло покачала головой. — А напрасно.

Мать закашлялась и закрыла глаза.

— Я не хотела беспокоить его сразу после Рождества.

— Мама, не говори глупостей, — пожурила ее Аннабелл. Она торопливо вышла из комнаты, позвонила доктору и через несколько минут вернулась с делано широкой улыбкой. — Врач скоро приедет.

Мать не стала спорить, что было на нее не похоже, и Аннабелл поняла, что она действительно чувствует себя плохо. Но сейчас она ощущала полную свою беспомощность. Ее мать никогда прежде не болела. Об эпидемии инфлюэнцы разговоров не было. Приехавший врач сказал ей то же самое.

— Понятия не имею, где она могла заразиться, — озабоченно сказал он. — В праздники у меня было несколько вызовов, но все мои пациенты были пожилыми людьми. Ваша мать еще молода и достаточно сильна, — заверил он Аннабелл. Врач был уверен, что через несколько дней Консуэло станет лучше, и выписал ей капли для лучшего сна и аспирин как жаропонижающее.

Однако к шести часам вечера Консуэло стало так плохо, что Аннабелл боялась от нее отойти. Она позвонила мужу и предупредила, что не приедет домой. Джосайя спросил, может ли он чем-нибудь помочь. Аннабелл ответила, что помощь ей не требуется, и вернулась к матери, слышавшей их разговор.

— Ты счастлива с ним? — слабым голосом спросила Консуэло. Вопрос показался Аннабелл странным.

— Конечно, мама. — Аннабелл улыбнулась, села на стул рядом с кроватью и взяла Консуэло за руку. Именно так она делала, когда была маленькой. — Я очень люблю его. Он чудесный человек.

— Мне жаль, что у вас нет детей.

— У нас есть время, — повторила она в который раз заученную фразу. Оставалось надеяться, что она не бесплодна. Аннабелл отгоняла от себя мысль о том, что у них может не быть детей. Это стало бы трагедией для нее. — Давай устроим тебя поудобнее, — сказала она, пытаясь отвлечь мать.

Консуэло кивнула и чуть позже задремала. Аннабелл сидела рядом и наблюдала за ней. Температура повышалась с каждым часом; в полночь Аннабелл сделала ей холодный компресс, приготовленный Бланш. Здесь в ее распоряжении было больше средств, чем на Эллис-Айленде, но ничто не помогало. Аннабелл провела у постели матери всю ночь, надеясь, что к утру жар спадет, но этого не случилось.

Еще три дня врач приезжал утром и вечером, но Консуэло становилось все хуже. С такими тяжелыми случаями он давно не встречался; по сравнению с этим болезнь, которую Аннабелл перенесла три года назад и благодаря которой избежала рокового плавания на «Титанике», казалась цветочками.

Однажды Джосайя оставил банк и просидел с тещей всю вторую половину дня, дав Аннабелл возможность подремать несколько часов в ее бывшей спальне. Миллбэнк очень удивился, когда Консуэло проснулась и посмотрела на него ясными глазами. Она выглядела лучше, чем день назад, и Джосайя надеялся, что ей полегчало. Он видел, как его жена переживает за мать, и понимал, что у Аннабелл есть для этого причины. Аннабелл не оставляла мать ни на минуту, не считая нескольких часов сна, во время которых с Консуэло оставались Бланш или Джосайя. Дважды в день больную навещал врач.

— Аннабелл очень любит тебя, — сказала Консуэло.

— Я тоже ее очень люблю, — заверил тещу Джосайя. — Она замечательная женщина и чудесная жена.

Консуэло кивнула. Она часто думала, что Джосайя обращается с Аннабелл скорее как с младшей сестрой или ребенком, чем как с женой и взрослой женщиной. Возможно, это объяснялось разницей в возрасте.

— Вам нужно отдыхать и поправляться, — сказал Джосайя.

Консуэло отвела взгляд, словно зная, что это ничего не изменит, а потом снова пристально посмотрела на зятя.

— Джосайя, если со мной что-нибудь случится, позаботься о ней, ладно? У нее нет никого, кроме тебя. Правда, я надеюсь, что со временем у вас появятся дети.

— Я тоже, — мягко ответил он. — Она будет идеальной матерью. Но не надо говорить так, вы поправитесь.

Консуэло не ответила, и Джосайя понял: теща не верит в выздоровление.

— Позаботься о ней, — повторила она, потом закрыла глаза и уснула.

Когда через час в комнату вошла Аннабелл и пощупала ей лоб, мать не пошевелилась. Она вся пылала жаром. Когда мать снова открыла глаза, Аннабелл сделала знак Джосайе.

— Тебе лучше? — с улыбкой спросила она. Консуэло покачала головой, и у дочери возникло ощущение, что ее мать отказалась от борьбы с болезнью. До сих пор все, что они делали, оказывалось тщетным.

Джосайя поехал домой, взяв с Аннабелл обещание позвонить ему вечером. Аннабелл пообещала, и он уехал из дома Уортингтонов, напуганный словами Консуэло. Забота об Аннабелл была его долгом и желанием — у девочки действительно не было на свете никого, кроме него и ее матери. Если Консуэло умрет, вся ответственность за молодую женщину ляжет на него.

В канун Нового года врач определил у Консуэло пневмонию. Этого он и опасался. Консуэло была здоровой, еще нестарой женщиной, но пневмония — болезнь серьезная. Врач видел, что у больной нет воли к жизни, да и все понимали это. Она таяла у них на глазах, а выиграть сражение с пневмонией без ее помощи было невозможно. Впрочем, даже в этом случае выздоровление было бы проблематичным. Аннабелл, сидевшая у постели матери, была в ужасе. Она оживала только тогда, когда Консуэло просыпалась. Тогда Аннабелл начинала уговаривать мать что-нибудь съесть, и заверяла, что она скоро поправится. Консуэло отмалчивалась, почти ничего не ела и горела в лихорадке. Ей становилось все хуже, температура держалась высокая. Бланш, носившая наверх подносы, была подавлена так же, как сама Аннабелл, а кухарка пыталась придумать блюдо, которое Консуэло согласилась бы съесть. Ее состояние пугало всех.

Шестого января Консуэло почти не открывала глаз и заснула в начале вечера. Перед тем Консуэло взяла дочь за руку, улыбнулась и сказала, что любит ее. Аннабелл задремала в кресле, но в восемь часов вечера что-то почувствовала и мгновенно проснулась. Посмотрев на спокойное лицо матери и поняв, что та не дышит, Аннабелл ахнула. Впервые за две недели лоб Консуэло был холодным. Неестественно холодным. Жар покинул больную и унес с собой ее жизнь. Аннабелл пыталась разбудить мать, не в силах поверить, что это бесполезно. Она опустилась на колени, обняла безжизненное тело матери и заплакала. Это было прощание. С отцом и братом она попрощаться не сумела. Аннабелл была безутешна.