— Буду! — горячо отозвалась Крестовская.

— Покажи руки! — скомандовала дама.

— Простите, что? — переспросила Зина.

— Руки, говорю, покажи! Посмотреть хочу, правду ли ты говоришь.

Крестовская протянула руки вперед. Глядя на ее пальцы, можно было поверить в ее рассказ: маникюра не было, ногти были обрезаны коротко, но были чистыми, без грязи под ними.

От работы в кафе руки Зины загрубели, покрылись трещинами и шрамами. Но по старой привычке врача-патологоанатома она всегда обрезала ногти очень коротко и привыкла тщательно мыть руки, постоянно держать их в чистоте.

Матильда удовлетворенно кивнула — было видно, что руки Зины ей понравились.

— Ты куришь? — продолжила она.

— Нет, — мгновенно соврала Зина, сориентировавшись на месте.

— Хорошо. Я не выношу курящих женщин. Работать на кухне курящая женщина у меня не будет. Ладно. Я тебя возьму.

— Но как же… — запротестовал было Жан, однако Матильда бросила на него испепеляющий взгляд:

— Пошел на свое место! Я и без тебя разберусь!

Все знали, что спорить с хозяйкой не только бессмысленно, но и опасно. Поэтому африканец исчез мгновенно, растворился в темноте.

— Иди на кухню, работай, — скомандовала Матильда. — Тебе расскажут и покажут, что делать. Приходить каждый день будешь к четырем часам дня и оставаться еще час после закрытия заведения. Так как будешь нарушать комендантский час, получишь специальный пропуск. Все сотрудники ресторана его имеют. Расчет будет происходить каждые три дня.

— Спасибо! — Все в душе Зины пело, и, подыгрывая сама себе, она показывала это ликование внешне.

— Сильно не радуйся, — Матильда скривилась, — если увижу, что плохо моешь посуду, вышвырну без сожаления. Шутки здесь не пройдут.

Кухня тонула в клубах белого чада. Суетилось на ней человек десять — и женщин, и мужчин. Главным поваром был мужчина лет пятидесяти с добрым, но уставшим лицом. Он выдал Зине белый фартук и указал на длинную мойку с несколькими кранами, за которой стояли две женщины.

— Будешь работать здесь, с ними. Людей нам действительно не хватает.

С удивлением Зина обнаружила, что кухня перегорожена на несколько закутков. Главный повар — представляясь Зине, он сказал, что его зовут Микола, — поймал ее взгляд:

— А это для артистов. Артистки здесь переодеваются.

— Как артистки? — удивилась Зина. — Здесь же кухня!

— А вот так. В ресторане только звезды имеют отдельную гримерку. А все остальные — в кухне, с народом.

— У вас и звезды выступают? А кто, например? — Крестовская выразила всем своим видом горячую заинтересованность.

— Ну, иди работай, — не ответив на ее вопрос, Микола переменился в лице, — некогда нам разговаривать.

— Привет. Меня Людой зовут. — Женщина, стоявшая рядом с Зиной возле мойки, повернулась к ней. Она была молодая, не старше 35 лет, чем-то похожая на нее внешне — такая же бледная, изможденная, как и сама Зина.

— Очень приятно. Вера, — представилась Крестовская конспиративным именем, на которое у нее были официальные документы. — А ты давно здесь работаешь?

— Второй месяц уже. Платят хорошо, только работа адская. Сама узнаешь.

Руки Зины погрузились в мыльную пену. Гора посуды росла с неимоверной скоростью. Казалось, чем больше они моют, тем больше посуды приносят из зала.

От мыльной пены и горячей воды руки Зины стали болеть, а уже через два часа спина ее не разгибалась. Это гораздо хуже, чем делать вскрытие, машинально подумала она. Мытье посуды требовало тяжелого физического труда.

Работы было так много, что Зина не могла даже словом переброситься со своей соседкой. Тем более, время от времени в кухне появлялась Матильда, явно наблюдавшая за работой новенькой. Но, судя по всему, она осталась довольна.

Как оказалось, в работе посудомойки был большой плюс: иногда тарелки приносили почти полными, с нетронутой едой.

— Нам разрешают брать это, — шепотом сказала Люда, сунув в руку Зины небольшую банку, — Матильда не следит, а Микола закрывает глаза. Он добрый. Знает, что мы голодаем.

Очень скоро в баночке Зины уместились две целые котлеты и картофельное пюре — просто царская снедь! Она аккуратно спрятала банку с едой в пальто, висевшее на вешалке, замотав в рукав.

Через три часа было разрешено сделать небольшой перерыв. Третья женщина куда-то ушла, а Люда с Зиной сели на скамейку возле стены.

— Мало работы сегодня, — сказала Люда.

— Как это мало? — поразилась Крестовская, для которой мытье всех этих бесконечных тарелок стало адом.

— Ты не видела, что здесь на концертах делается! Когда знаменитости выступают, Лещенко или Антон Кулешов.

— Я спросила у Миколы, какие знаменитости здесь бывают, но он ничего не сказал.

— А ты больше никогда не спрашивай, — голос Люды понизился до шепота, — здесь это больная тема. За расспросы могут и с работы выгнать.

— За что? — удивилась Зина.

— За расспросы, говорю. Особенно о звездах. Они здесь все не свои после убийства Кулешова.

— Что? — ахнула Зина, никак не ожидавшая такого поворота.

— Ну да, ты же не слышала. Они это тщательно скрывают. Говорят, что Антон Кулешов куда-то уехал. А на самом деле убили его, прямо здесь, в «Парадизе», еще 4 января.

— Да ты что! — Зина всплеснула руками. — Как же это? Антон Кулешов! Такой знаменитый артист! Что же произошло?

— Никто не знает. У нас об этом запрещено говорить. Но так как ты новенькая, тебе расскажу, — убедившись, что поблизости никого нет, Люди зашептала прямо ей на ухо: — Выход его на сцену был. Он опаздывал. Матильда пошла в гримерку. Запертую дверь взломали. А там — он…

— Убит? — Зина насторожилась, чтобы не пропустить ни единого такого ценного слова.

— Еще как! Говорили, что отравили его каким-то ядом. И что самое страшное — он был на мумию похож.

— Как это? — не поняла Крестовская.

— А вот так! Весь черный, сморщенный, высохший, как будто выкопали его из-под земли. Говорят, жуткое было зрелище.

— Так может, он выходил куда из гримерки?

— Никто не знает. Девица его последняя, Танька Малахова, утверждала, что выходил. А Жан, ну негр наш, который вечно у дверей торчит, говорит, что нет.

— А что за девица была у Кулешова?

— Та, — махнула Люда рукой, — актрисулька из кордебалета. Хочешь, я тебе ее покажу?

— Конечно!

— Тогда идем.

Новая подруга подвела Зину к перегородке, за которой переодевались артистки.

— Вот она, справа возле стены, — зашептала. — Видишь? Высокая брюнетка с длинными волосами. Хорошенькая, но дура страшная. Она с Кулешовым всего неделю встречалась.