Мазаться помадой и румянами, когда ее родную Одессу топчет враг, сжигает людей заживо, вешает 16-летних детей, обрекает на мучительную смерть от голода стариков? Красить лицо, когда виселицы расставлены по всему городу, и ни один день не обходится без казней? Пытки, расстрелы, повешения стали обычным делом. Проходить под виселицами с разукрашенным лицом?

Для Зины это было кощунством. Этот душевный траур был ее правом на человеческое достоинство. Нет, она носила его не по Сталину, не по советской стране. Она носила его из-за горя, которое обрушилось на ее родную землю, на людей, которые всегда смеялись в ее городе, а теперь из него исчез смех. И ей было плевать на Сталина и на пропагандистские лозунги о советском будущем. Враг мучил не Сталина и не лозунги, он мучил ее Одессу…

Ну а к тому же, это уже в-третьих, у Зины просто не было подходящего платья, которое она могла бы надеть в такое место, как «Парадиз». Ее платья давно уже вышли из моды. Несколько вечерних, сшитых у дорогой портнихи совсем перед войной, она оставила на Соборной площади, посчитав невозможным брать их с собой. Куда она станет их надевать, зачем? Душа Зины была испепелена, и она не представляла себе, как станет надевать яркие нарядные платья… Это было бы таким же кощунством, как и красить лицо…

Размышляя обо всем этом, Крестовская вдруг подумала: интересно, а знал ли Бершадов все это, обо всех этих причинах, по которым она не сможет проникнуть в «Парадиз» как роскошная женщина? И ехидный внутренний голос подсказывал: конечно знал! На то и был расчет. И Зине стало и обидно, и смешно одновременно.

Она пришла в кафе без пяти восемь и сразу поразилась тому, что в то утро все было не так, как всегда. В тесное помещение зала, в котором стулья еще не сняли со столов, вдруг набились все работники во главе с хозяином, который нервно расхаживал перед ними. Это было очень странно, потому что за все время, сколько Зина помнила, хозяин никогда не приезжал к такому часу.

Она попыталась поймать взгляд Михалыча, но это было бесполезно, ведь все равно не поговоришь при всех. Крестовская тихонько примостилась на краешке стула, который сняла со стола, и стала ждать продолжения. Оно не задержалось.

— Я собрал вас всех, чтобы… В общем, вы все понимаете, что ситуация тяжелая, — начал хозяин, и понеслось… Впрочем, он говорил всё как всегда: мало посетителей, высокие цены на продукты, жесткий контроль за работой со стороны оккупационных властей…

— Короче, все вы теперь будете работать по сменам. И открываться будете не каждый день. Ну и плату получать будете соответственно.

Тут только Зина разглядела в глубине зала каких-то двух теток, которые были ей не знакомы.

— Те из вас, кто не будет работать каждый день, смогут поискать работу в других заведениях города, — сказал хозяин и стал зачитывать фамилии.

— Карелина, ты выходишь на работу 10 числа, — обратился он к Зине. — Сейчас можешь идти домой. Ты свободна.

Но вместо того, чтобы расстроиться, Зина вдруг задохнулась от нахлынувших на нее эмоций. Вот оно, решение! Судьба подкинула ей этот выход, о котором она думала все это бесконечное время! Теперь с чистой совестью она пойдет искать работу в кабаре «Парадиз»! Посудомойкой, официанткой, поваром, кухонной работницей — да кем угодно! Она это будет делать на абсолютно законных основаниях, и ни у кого это не вызовет никаких подозрений!

Крестовская просто вспотела от радости. Ну конечно — раз свободна, то пойдет в кабаре сегодня же вечером. А вдруг ей повезет и ее возьмут?

Но нужно было играть, поэтому Зина изо всех сил постаралась изобразить огорчение.

Когда собрание закончилось, она тихонько проскользнула к Михалычу. Свободно можно было поговорить только в кладовке, поэтому она подождала, пока Михалыч пойдет за крупой.

— Что это было? — шепотом спросила Зина, прекрасно зная, что Михалыч всегда в курсе всего.

— Ходят слухи, что у него кафе хотят отобрать, Кто-то серьезный, — так же шепотом ответил Михалыч, — да и у него самого личные неприятности. Новых двух теток видела, в углу сидели?

— Видела, — ответила Зина.

— Родственницы это его из деревни. В город приехали. Говорят, у них там голод. Зажиточные хозяйства румыны отбирают, работы нет. А детей надо кормить. За наш счет. А нас вон! — Михалыч выругался сквозь зубы. — Как будто нам жить не надо! Одна из этих пойдет поваром. Что она наготовит?

Зина печально вздохнула. Михалычу нельзя было говорить, что для нее все сложилось наилучшим образом. Поэтому она посокрушалась для приличия и ушла.

Крестовская была абсолютно спокойна. Вечером ее ждал «Парадиз».

Фасад «Парадиза» сверкал яркими электрическими огнями. Несмотря на то что для жилых домов по-прежнему существовало правило затемнять окна черной тканью, ночные заведения сверкали вовсю. На входной двери над двумя уродливыми зелеными пальмами были развешаны гирлянды из разноцветных лампочек, бросавшие красочные отблески на грязный снег. Праздник среди чумы, среди смерти — Зина не могла не признаться самой себе, что никогда не видела более жуткого и жалкого зрелища.

Соваться через главный вход было не только бессмысленно, но и опасно. Наверное, Бершадов думал, что именно так она и сделает, посылая ее на верную смерть.

Однако Зина была не настолько глупа, чтобы играть в игры по правилам Бершадова. Спрятавшись за деревом на противоположной стороне улицы, она внимательно следила.

К яркому входу в «Парадиз» подъехал черный автомобиль, представительный до тошноты, — именно на таких претенциозных машинах ездила новая власть. Задняя дверца хлопнула, выпуская на воздух толстого румына в офицерской форме. На его жирной руке, похожей на окорок, висела девчонка лет 18-ти, крашеная блондинка с перманентной завивкой. Несмотря на отчаянный мороз, девчонка была без головного убора, только в легкой шубке из каракуля. Еще на ней были летние туфли на высоченных каблуках и тонкие чулки.

Зина прекрасно представила, как отчаянно мерзнет эта любительница хорошей жизни. Девица вульгарно хохотала, цепляясь за руку румына. Похоже, она была изрядно пьяна. Мерзкая парочка скрылась в сверкающих дверях «Парадиза».

Пройдя немного вперед, Зина увидела подъезд жилого дома. Внезапно ей в голову пришла одна идея. Быстро перебежав дорогу, она вошла в подъезд. И по кухонным запахам поняла, что ее идея верна — именно в этот двор выходил служебный вход кабаре «Парадиз».

Двор был явно жилым, но слева Крестовская разглядела большую серую дверь, которая была приоткрыта, несмотря на мороз. Именно из нее и вырывались запахи кухни — те самые, которых ни за что не должны учуять посетители. Это про себя Зина деликатно отметила: «запах». Говоря откровенно, это была мерзкая вонь.