И ему… поверили. Очень скоро руководители всех подпольных ячеек получили инструкции с указанием: каждый месяц информировать Петровского лично о готовящихся акциях, а также о местах их проведения.

Кроме того Петровский потребовал сообщать ему все личные данные действующих партизан и новых, поступавших в отряды. После этого провалы пошли один за другим.

Буквально все операции партизан были неудачными. Румыны давили одесские подпольные группы как орешки. Уже к январю 1942 года было уничтожено 265 партизан.

Командиры отрядов забили тревогу. За товарищем Петровским было установлена слежка. И выяснилось, что он все партизанские данные переправлял в сигуранцу, румынскую полицию.

В руки румын стекалась самая свежая и достоверная информация: места дислокации отрядов, данные партизан, фамилии связных, адреса явочных квартир… Очевидно, во время ареста Петровского запугали так, что смерти он предпочел работу на румынскую контрразведку.

Не пощадил Петровский и своего бывшего коллегу Сухарева, который, перепугавшись, отошел от партизанского движения, а стал работать сторожем в частном магазине. По доносу Петровского его нашли и расстреляли.

Когда руководству стало известно о предательстве Петровского, пришлось срочно менять все данные, которые уже попали в руки румын. Работа была адской!

А Петровский так и не насладился ценой своего предательства — он был застрелен, и труп его бросили на улице рядом с домом.

После этого румыны начали действовать более тонкими методами. А одесское подполье еще долго приходило в себя после такого удара.

Да, удар действительно был сокрушительный: румынам удалось уничтожить самых опытных партизан, лучших агентов подпольщиков. Постепенно в партизанские отряды стали вливаться новые силы, но не всегда они были достойными. Новоприбывших стали сурово проверять: теперь строгая проверка была обязательной для всех, кто пытался присоединиться к подпольной группе. И если выяснялось, что кандидат в партизаны когда-то был под румынским арестом, такого и близко не подпускали к отрядам.

С каждым днем оккупации нужда в партизанах возрастала. Отрядов требовались сотни, бойцов — тысячи. Но еще нужнее были опытные командиры, способные вести подпольную войну, знакомые с азами военного дела, разведки и контрразведки.

Такие кадры поставляли стране бывшие чекисты. Правда такова: именно органы и войска НКВД сыграли ведущую роль в развертывании партизанского движения, создании отрядов и диверсионных групп на первом этапе партизанской борьбы. С первых дней войны в работу по созданию партизанских формирований включились органы государственной безопасности.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 20 июля 1941 года НКВД и НКГБ были объединены в Народный комиссариат внутренних дел под руководством Лаврентия Берии.

Перед работниками НКГБ, переводившимися полностью на нелегальное положение, ставилась задача организовывать совместно с НКВД партизанские отряды на занятой врагом территории.

Именно с такой целью и остался в Одессе Бершадов. Но Зина даже не знала в точности ни его должности, ни места его в организации этой партизанской войны. Несмотря на их личные отношения, Григорий не был откровенен с нею. И как ни пыталась Крестовская понять чуть больше, у нее все равно не получалось.

Но кое-что ей все же приходило в голову. Так, к примеру, она догадалась, что именно Бершадов придумал разместить партизанские отряды в катакомбах. Зина чувствовала и видела, что к катакомбам он относится как-то по-особенному, они словно притягивали его.

И это оказалось блестящей идеей, ведь Одесса по своей природе обладала таким мощным способом укрытия и маскировки, как катакомбы. Выследить в них партизан было невозможно. Это все равно что выслеживать отряд в горах тем, кто не имеет о них никакого представления. Поэтому практически все подпольное движение Одессы оказалось под землей.

Зина одевалась в полутьме, с тоской глядя на замерзшие окна. Черную ткань она успела отдернуть, и теперь глазам ее открывался кружевной узор, который оставил на стекле мороз.

Холод не спадал. Вот уже несколько дней Одесса замерзала. И не было пытке этой ни конца ни края. В комнате стоял пронизывающий холод, несмотря на то что печка тлела всю ночь. Но особого пламени не было — неоткуда было взяться топливу. Хорошо хоть воздух был терпимым, не сильно заледенел и не царапал до крови горло. А то бывало и такое, когда печку совсем нечем было топить.

Зина старалась одеваться быстро, чтобы не растерять остатки тепла. На работу в кафе ей надо было к восьми. Хотя само кафе открывалось в девять, хозяин требовал, чтобы все работники приходили раньше — приготовить продукты, растопить печи, убрать столы. Уборщицы в кафе не было — для этого хозяин был слишком жадным, поэтому и в зале, и внутри, в служебных помещениях, убирали сами работники кухни. Для этого тоже нужно было приходить заранее, так что работы было очень много.

Бывали дни, когда Зине хотелось все это бросить. Но тогда она вспоминала о людях, которые сидят в катакомбах, под землей. И словно видела их мерцающие под землей глаза. И тогда все испытания в кафе казались ей просто детскими игрушками в песочнице. Она переносила их с такой легкостью, что даже удивлялась сама себе — никогда бы не подумала, что откуда-то у нее возьмутся для этого силы. Зина знала точно: она не выдержала бы жизни в катакомбах, просто сошла бы с ума. А потому и радовалась, что живет не под землей, а на ней.

Просыпаясь по утрам, Крестовская не включала свет, она только отдергивала с окон черную ткань. Ей очень нравилось смотреть, как светлеет небо и на спящий двор падают рваные тени.

К счастью, добираться ей от Ленинградской до Староконного рынка было недолго, и Зина могла позволить себе не вставать чуть свет. Но все равно — была зима, светало поздно, и ей оставалось любоваться тем, как ночная тьма потихоньку превращается в день.

Это утро было не совсем обычным, и не только из-за морозных узоров на окнах, которые всколыхнули в ней давно забытое ощущение детства. Зина вспомнила, что сегодня 7 января, Рождество. Этот светлый праздник ее семья всегда праздновала, с самого ее детства. Правда, в последние, советские, годы тайком.

Когда была жива бабушка, она всегда пекла рождественские сладкие коржики на меду и дарила маленькой Зине подарки. Потом мама унаследовала эту традицию и на каждое Рождество устраивала небольшой праздничный стол.

Для них это был праздник, и Крестовская хорошо помнила знакомое с детства ощущение светлой радости, которое с нежностью охватывало ее душу. И этот свет впоследствии помогал перенести очень много испытаний. Зина любила этот праздник.

И когда мамы не стало, она все равно придерживалась традиции, накрывая для себя маленький праздничный стол в каждое Рождество. Покупала только то, что любит. Даже пыталась готовить. И устраивала себе полный, сладкий отдых от всего.