Наконец она опустила голову. Она была обеспокоена и чуть хмурилась.

— Вы видите то, что ожидаете увидеть, мисс Эверси? — мягко спросил герцог.

— Морщины, — пробормотала она.

— Морщины?

— Я увидела легкие морщины у вас на лбу и в уголках глаз. Возможно, вы часто хмуритесь?

Ее голос был ласковым, словно она упрашивала герцога быть помягче.

Маленькая дьяволица!

Внезапно ему вдруг стало невероятно весело.

— Вы решили меня оскорбить, мисс Эверси?

Ни разу в жизни ни одна женщина не пыталась устоять перед ним и сделать все возможное, чтобы отпугнуть его.

— Я не сказала, что морщины вас портят. Наоборот, они делают ваше лицо более интересным. С точки зрения художника, — поспешно добавила Женевьева, чтобы герцог не принял ее слова за комплимент.

Он восхищался ее глазами, а она в это время считала морщины на его лице, словно они были кольцами дуба в Эшдаун-Форест и могли выдать его истинный возраст.

А ведь герцог был почти вдвое старше ее.

И вновь Женевьева с тоской и страданием взглянула в сторону Осборна, на лице которого еще не было морщин. Возможно, он даже не успел затупить свое бритвенное лезвие о бакенбарды.

— Тогда, может быть, они делают меня более притягательным? — язвительно продолжал герцог.

— Может быть, с точки зрения художника, — твердо, но не без нотки отчаяния в голосе повторила Женевьева. — Морщины вас не портят.

— А с точки зрения женщины?

— Наверное, это зависит от женщины.

Герцога восхитил этот уклончивый ответ, и он рассмеялся. Может, она пересчитывала и его седые волоски? Их у него было совсем немного. Герцог был уверен в своей неотразимости. И зеркало уверяло его в том же. Его волосы были по-прежнему густыми и почти черными.

— Полагаю, женщин больше занимают другие свойства моего характера, поскольку о морщинах мне пока никто не говорил. Чтобы их заметить, нужен глаз художника, да еще и смелость, чтобы сказать об этом. Меня поражает ваше внимание к деталям.

Своим комплиментом герцог ловко загнал Женевьеву в угол, и она это знала.

Он почувствовал, как она вздохнула, и улыбнулся.

Женевьева могла пытаться оттолкнуть его. Но с каждым шагом он заманивал ее в свою ловушку. Она была заинтригована, хотя и не желала в этом признаться, герцог ее притягивал, но она не понимала почему.

«Потому что я взрослый мужчина, мисс Эверси, а не мальчик».

Он почувствовал, как она глубоко вдохнула. Плотно сжатые губы чуть побелели, словно она пересиливала боль.

Герцог огляделся по сторонам. Красивая леди Миллисент Бленкеншип танцевала с лордом Гарри Осборном. Они были, почти одного роста, кружились по залу в такт, их золотистые головы нетрудно было заметить.

Герцог решил проверить свою теорию.

— Как я уже упоминал, хотя мне, к сожалению, пришлось расстаться с леди Абигейл, я надеюсь найти счастье в браке, подобно вашему брату Колину.

— Прошу вас!

Боль в ее голосе поразила его.

— Прошу, — повторила она на этот раз более сдержанно, словно пытаясь исправить ошибку. — Мне не хотелось бы обсуждать вопросы брака.

Даже ее печаль была гордой и сдержанной. Однако Женевьева говорила искренне. На ее щеках выступили два ярко-красных пятна. Герцог понял, что для нее это был настоящий всплеск эмоций. Она сильно страдала.

Но что случилось? Почему?

Женевьева не смотрела на него, старалась успокоить дыхание. Ее взгляд был прикован к его третьей пуговице, спрятанной за галстуком. Герцогу вдруг захотелось прислониться щекой к ее блестящим волосам, шептать слова утешения. Он умел утешать. Но все это было так давно, и он успел все позабыть.

— Понимаю, — тихо произнес он.

На самом деле он ничего не понимал. Но Женевьева с любопытством и опаской взглянула на него. И тут же расширила глаза от удивления, постаравшись его тщательно скрыть в следующую же секунду.

Возможно, если он намекнет, что его сердце тоже разбито, то вызовет у нее симпатию. Она ведь очень добра.

Внезапно герцог почувствовал себя кем-то вроде тюремщика. Что ж, так тому и быть. Женевьева заставила себя согласиться на вальс с ним, хотя предпочла бы броситься в объятия к Гарри Осборну или спрятаться в уголке, вздыхая о нем и стараясь унять боль от сердечной раны или от раны, нанесенной ее гордости. Порой Монкриффу казалось, что это одно и то же, особенно когда дело касалось его самого.

Он был уверен: боль, причиненная лордом Гарри Осборном, была как-то связана с прелестной леди Бленкеншип, леди, обожающей котят.

Женевьева опять замолчала и погрузилась в себя, и герцогу показалось, будто она считает шаги, точно зная, когда затихнут звуки музыки, и ей не терпится дождаться этого момента.

Он не возражал, и они танцевали молча.

Да, он сделает все, чтобы она забыла лорда Гарри Осборна.

А потом ей всю жизнь придется забывать герцога Фоконбриджа.

После вальса герцог с поклоном отпустил Женевьеву, и она тут же бросилась к столу с пуншем. Так ей удалось избежать кадрили и деревенского танца благодаря очередному стаканчику наливки, которой она надеялась успокоить нервы. Однако неизбежное должно было свершиться.

Впервые в жизни она не знала, что сказать Гарри, когда он подошел к ней и пригласил на вальс.

— Потанцуем?

Его голос звучал почти нежно.

Женевьева не могла вынести, чтобы он дотрагивался до нее. И в то же время это было величайшим облегчением, такое знакомое и надежное прикосновение. «Надежный» — это слово притягивало и отталкивало ее. Конечно, на Гарри уже нельзя положиться. Разве можно было считать надежным человека, который гак грубо разрушил ее воздушные замки?

Она по привычке взяла его за руку, он положил руку ей на талию, и они закружились по залу.

«Поговори со мной, ну, поговори же со мной».

Женевьева не могла спросить его. Сейчас она танцевала с мужчиной, который, возможно, был уже помолвлен. Гарри мог сделать предложение во время суссекского вальса, и теперь Миллисент ждала, пока он потанцует с Женевьевой, чтобы поделиться с ней новостями.

От своего брата Чейза, который получил тяжелое ранение в сражении при Ватерлоо, она знала, что когда тебе наносят удар ножом, его необходимо оставить в ране, а не выдергивать, иначе можно умереть от потери крови.

И теперь Женевьева не собиралась задавать этот мучивший ее вопрос.

— И что ты думаешь о герцоге Фоконбридже? — живо спросил Гарри.

— Ой! — только и сумела воскликнуть Женевьева, наступив ему на ногу, от чего они чуть покачнулись. — Прости, — неискренне пробормотала она. — Он интересный человек.