В понимании философа, светское государство не должно предоставлять ни одной из религий больше прав, чем другой, считать себя самой правильной и обязательной. Это дело личного выбора и права, но не обязанности гражданина. Чтобы сориентировать верующих, религии могут называть что-то грехом, но не имеют никакого права указывать, что нужно считать преступлением. Равно как квалифицированное законом преступление не может оправдываться тем, что говорится по этому поводу в Библии. Это религии должны адаптироваться к уголовному кодексу, а не наоборот.

Насчет преподавания в государственных школах религии. Здесь Саватер признает целесообразным изучать там лишь доказанное научным опытом, а потому представляющее ценность для всех. Преподавание же религии никак не может быть обязанностью государства, при всем уважении к праву любой конфессии проповедовать свое вероучение желающим, но вне рамок обязательной школьной программы. Точно так же нельзя во время мессы объявлять вдруг перерыв на десять минут для лекции о теории эволюции или истории Инквизиции.

Включать или не включать в преамбулу Конституции Европейского Союза положение о христианских корнях современной европейской цивилизации? Философ отвечает на этот вопрос без каких-либо уверток: «А что, других корней разве нет? Может быть, их тоже включать нужно? Интересные тут возникают парадоксы. Своеобразием христианства как раз и было «Богу богово, кесарю кесарево». Вера верой, а закон государства есть нечто другое. Первые христиане, если зашла речь о христианских корнях нынешней Европы, выступали против поклонения идолам Римской Империи. Нельзя забывать и об агностиках с атеистами, которые противостояли христианству, превращенному в новое государственное идолопоклонство. Словом, вопрос слишком сложный для простой преамбулы Конституции».

Если прислушиваться к дискуссиям в испанском обществе на тему о государстве, церкви и демократии, то невольно можно подумать, что католических иерархов их отношения с властью беспокоят гораздо больше, нежели отношения с обществом, да и с самой паствой. Их непоколебимости даже где-то завидуешь: только их религиозное учение способно придавать жизни людей смысл, ибо несет оно, мол, в себе истины высшие, вечные, годные для всех времен и народов. Попутно же они всячески стремятся сохранить свои привилегии и не хотят даже слышать о том, что представляют всего лишь один из институтов общества, не хотят понимать, что истинная свобода вероисповедания должна предусматривать равноправие всех религиозных конфессий не на словах, а на деле.

Упорство столпов католической церкви можно объяснить и тем, что ее юридический статус в Испании основан на нормах не государственного, а межгосударственного права, на конкордате между Ватиканом и испанским правительством. Дело усугубляется еще и тем, что внутренняя жизнь их института церковного даже с натяжкой трудно назвать демократической, ибо там не соблюдается равенства между мужчиной и женщиной, нет никаких юридических гарантий в отношениях между иерархами и рядовыми священниками. Далек от демократии и главный патрон испанской католической церкви – государство Ватикан, в основном законе которого от 2000 года уже в первой его статье предусмотрены для Папы Римского права верховного суверена с диктаторскими полномочиями.

Римский понтифик и его прелаты повсюду ставят себя выше права, государства и закона. К такому выводу приходит ректор Университета Карлоса III, профессор философии права Грегорио Мартинес. «Очень жаль, – пишет он, – что в нашем демократическом, неконфессиональном государстве иерархи кичатся своим непризнанием государственного права, гражданского брака и развода, навязывают официальным церемониям, свадьбам и похоронам форматы религиозных обрядов. Надеюсь, что новое правительство во главе с лидером социалистов правильно расставит акценты в отношениях между церковью и государством. В том числе и относительно содержания школьного предмета о религии, которое фактически является индоктринацией катехизисом и, кроме как к напряженности в обществе, ни к чему хорошему не ведет».

Для правоведа Грегорио Мартинеса ясно, что церковь игнорирует конституционные основы испанских законов, будто они к ней не относятся. Это происходит и когда кардинал Мадрида продолжает называть короля Ваше Католическое Величество или когда адвокатам-католикам запрещают заниматься делами по бракоразводным процессам. Как считает ректор университета, трудно ожидать от католической церкви в Испании, что она откроет глаза свои на веяния нового времени. Скорее всего этого не произойдет, она будет отстаивать свою исключительность, а также имеющиеся у нее привилегии.

Хотелось бы еще добавить: и бороться с инакомыслящими в собственных рядах. Как в случае с епископом Валенсии Рафаэлем Санусом, которого осенью 2000 года вынудили подать прошение об отставке. После своего ухода он публично заявил, что церковное начальство больше занято своими отношениями с политической властью, чем заботой о нуждах рядового духовенства. По его убеждению, они совершенно не осознают, что живут в демократическом обществе…

Еще в середине XIX века Виктор Гюго в одном из своих полемических выступлений назвал церковь клерикальной партией. «Церковь мешает науке и разуму идти дальше проповеди, стремится сковать мысль узами догмы, – писал он. – Продвижение вперед интеллигенции в Европе сделано вопреки церкви, чья история написана в обратном порядке к истории прогресса человечества. Она противостояла всему, что было открыто наукой, что представляло истинную ценность для цивилизации».

За последние три десятилетия Испания, и тут нет никаких сомнений, сделала огромный скачок вперед в своем социально-экономическом развитии, заметно обогатились ее научные и гуманитарные контакты с внешним миром. Однако прелаты продолжают бесцеремонно вмешиваться в образовательный процесс и делают это не через цензуру, как в былые времена, а через средства массовой информации, красочно освещающие патронируемые церковью государственные мероприятия.

В испанской истории преступлений и наказаний произошло однажды такое, что приобретает сейчас поистине международное звучание. Случилось это в августе 1822 года в Севилье. Там, в доме одного благопристойного гражданина города, случайно обнаружили четыре трупа: девушки и трех мужчин. Вызвали полицию. Припертый к стенке, хозяин признался, что это он расправился с насильниками, которые якобы не послушались его и убили похищенную ими девушку. Вроде бы не такой уж из ряда вон выходящий по тем временам случай, если не считать одну очень важную деталь.

В ходе обыска нашли объемистую рукопись с непонятными схемами, именами, датами. Оказывается, в ней подробно описывалась деятельность разветвленной по всей стране и даже колониям в Америке сети бандитских формирований Гардуньи, назывались наиболее крупные ее акции и связи во влиятельных кругах, в том числе в Святой Инквизиции. Из рукописи, найденной в Севильи, явствовало, что главари тайного преступного сообщества почти два столетия получали от нее щедрые вознаграждения за свои услуги. Под пыткой на допросах хозяин дома также сообщил, что он и есть «Старший Брат» Гардуньи, в подтверждение чего выдал всю ее верхушку. Его приговорили к виселице вместе с шестнадцатью главарями банд в Толедо, Барселоне, Кордове и других городах.