Последние пятьсот лет испанской истории, за вычетом нескольких лет республиканского правления, неизменно нанизывались на готовность столпов государства идти на любые жертвы во благо католической религии и церкви – деньгами, солдатами, свободой и жизнями подданных. Сильное теократическое наследие и сейчас висит над страной, где проживает около полумиллиона мусульман и треть миллиона протестантов, не говоря уже об относительно немногочисленных конфессиях.

Надо также признать, что активно практикующих католиков сегодня – не более шестой части от общего числа верующих, а это меньше чем в Италии, самой католической из всех западноевропейских стран. Еще менее верующими испанцы выглядят, когда заполняют налоговые декларации о доходах: только треть ставит крестик в графе о воспомоществованиях для церкви. Складывается тип католика, который идет в храм только тогда, когда сам считает необходимым, ибо семья и здоровье для него гораздо важнее.

В свое время национал-католицизм оказался подарком судьбы для церкви и для самого Франко. Сегодня же статистика красноречиво свидетельствует: если в разгар диктатуры практикующими католиками считали себя 90 процентов молодежи, то сейчас не более десяти. По оценкам социолога Хосе Мордоньеса, весьма сомнительно, чтобы церковь оказалась способной остановить тенденцию падения ее авторитета среди молодежи, которая видит все меньше необходимости слушать мессы, чтобы верить в Бога. Крещенных в католическую веру формально три четверти населения, из которых каждый шестой считает себя атеистом или агностиком.

К агностикам, например, относит себя драматург Иньиго Рамирес де Аро. Весной 2004 года на мадридской сцене он поставил свою новую пьесу, название которой вызвало такое возмущение у столичного епископата, что городские власти потребовали немедленно ее снять. Клир усмотрел в этой пьесе «преступное покушение на религиозные чувства большинства жителей Мадрида и грубейшее выражение богохульства». Сыр-бор разгорелся из-за названия пьесы «Me cago en Dios». (В дословном переводе «С. ть я хотел на Бога», да простят его дамы и некоторые господа.)

По мнению автора, весьма показательно, что вынесенное в название довольно употребительное в народе выражение спровоцировало среди клерикалов переполох. «В своей пьесе я отразил всего лишь обыденную реальность жизни миллионов испанцев, – объяснил он. – Того, как церковь вдалбливает в головы детей такое восприятие мира, в котором превалируют страдания и чувство вины, даже если ничего плохого не делаешь. Сейчас я полностью убедился, что живу в стране, где продолжает господствовать клерикализм и никакого отделения церкви от государства нет. Все остается в руках иерархов. Они пытаются лишить общество всякой возможности вырваться из-под их влияния. Клир систематически навязывает нам свое мнение по любому вопросу бытия. Посмотрите, что делалось на недавно устроенной государством официальной церемонии отпевания жертв террористического акта на железной дороге. На всех гробах помещены распятия, хотя среди жертв, кроме католиков, были атеисты и представители других конфессий».

Лидеры левых политических партий краем глаза тоже посматривают в сторону епископов с опаской, как бы не спровоцировать их на критику в свой адрес. Святые отцы знают об этом. И с упорством, достойным лучшего применения, продолжают твердить, будто общество сегодня страдает из-за ослабления веры и потери христианского наследия, из-за воцарения в душах агностицизма, который якобы идет рука об руку со светской культурой, презирает жизнь, ввергает в кризис священный институт семьи, способствует нигилизму, релятивизму и прагматизму. В подтверждение ссылаются и на то, что добровольные пожертвования прихожан за первые три года нового тысячелетия уменьшились на четверть.

«Мы живем в обществе экономической диктатуры, где доминирует концепция жизни, не совпадающая с христианской, – вещает архиепископ Памплоны на заседании епископата. – Такое общество подчинено главенствующей идее того, что люди есть абсолютные и единственные хозяева их жизни. Мы, христиане, чувствуем себя в нем некомфортно, непонятыми, отстраненными, несправедливо третируемыми. Все это требует от нас предпринимать усилия к достижению в себе достаточной внутренней ясности видения и духовной твердости. Среди нас не должно быть места инакомыслящим христианам и вероотступникам».

Столпы церкви не удовлетворены одним только преподаванием в государственных школах религии как предмета академической программы. Они уже настаивают на ознакомлении учащихся со своим пониманием сексуальности, семьи, супружества и многих других вещей. Понимание же их сводится к тому, что главный источник бед испанцев – сексуальная революция с ее печальными последствиями.

«Интересно, откуда у них такая уверенность, если им самим вроде бы по статусу не положено иметь прямого отношения к сексуальности, семье и супружеству, о которых они должны знать только понаслышке, – иронически подмечает руководительница Ассоциации разведенных женщин Анна де Кампо. – Надо бы напомнить епископам, что католическая доктрина содержит в себе бациллы, порождающие насилие по отношению к женщине, требует от жены строгого подчинения мужу. Церкви лучше бы помалкивать, если она не находит нужным просить прощения у женщин за то, на что их обрекла. Епископам неплохо было бы напомнить и о том, что в условиях демократии и отделения церкви от государства им уже больше не стать прокурорами в судах и не служить авторитетами в социальных вопросах. Их место на проповедях в церквях. Пусть также имеют в виду, что любовь свободна, иначе это не любовь».

Такое впечатление, что в современной Испании церковным иерархам все труднее отстаивать свою религиозную парадигму по сравнению с теми временами, когда в идеал возводился «чистокровный испанец-католик». Быть испанцем означало тогда быть прежде всего правоверным христианином, а потом уже иметь гордость, честь и чувство долга. Испания считалась страной мистиков, далеких от светского образа жизни, а католическая вера приравнивалась к самому надежному проявлению патриотизма. В эпоху империи идея-фикс состояла в создание всемирного католического государства, ответственного только перед Богом. При Франко «кабальеро-католик» служил идеологическим клише махровому национал-католицизму, полностью игнорировавшему социальные факторы и упертому в то, что олигархия – единственная альтернатива анархии. Мигель де Унамуно, однако, усматривал в подобных амбициях «маразм», Хосе Ортега-и-Гассет – «атрофию народной души». Все это было, но время от времени дает о себе знать и сегодня.

Очень хочет, чтобы подобного «духовного наследия» оставалось в Испании все меньше, самый авторитетный ныне философ, профессор Мадридского университета и баск по происхождению Фернандо Саватер. В своей книге «Ценность выбора» он утверждает: для людей характерно не только бороться, но иногда и одерживать верх над «судьбою». Иначе говоря, сводить к минимуму часть их бытия, которую они не выбирали для себя, и доводить до максимума ту, которая выбирается ими осознанно, чтобы действовать и добиваться достойной для себя свободы.

Саватер считает, что нынешняя угроза терроризма идеологически связана напрямую с определенной религиозной конфессией. И в этом плане вопрос этот становится еще более животрепещущим после прихода к власти 14 марта 2004 года правительства социалистов, которое, как он ожидает, будет принимать решения, вызывающие раздражения у церковных иерархов. По его мнению, если в прошлые века неконституционных монархий в Европе церковь брала на себя миссию морального наставничества, то демократические государства сегодня основываются на неконфессиональных правах и законах, которые можно обсуждать и даже отменять с общего согласия. Религиозные же преследования вызывались как раз нетерпимостью одной религии по отношению к другим, олицетворявшим якобы ересь.