Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Очень мне надо на вас свои деньги тратить!
– Экая ты меркантильная, – ворчливо укорял он.
Не успел Славин войти в кабинет Наполеонова, как следователь набросился на него с расспросами:
– Ну, что тебе удалось узнать?
– К сожалению, почти ничего, – ответил оперативник, усаживаясь на стул.
– Неужели совсем ничего? – не поверил следователь. – Не мог близкий друг ничего не знать о похождениях Костюкова!
– Я тоже так думаю, – согласился Славин, – но Новогорский молчит, как партизан.
– Но он хоть что-то тебе сказал?
– Сказал, что у Костюкова прекрасная жена и они все трое учились в одном классе. Потом, на время учёбы в вузах, их тропинки разошлись, затем снова соединились.
– Однако работают они в разных местах.
– Ну и что? – пожал плечами Славин. – Это не помешало Костюкову жениться на Анне, а Новогорскому дружить с ним и вздыхать по его жене.
– Так ты что же, думаешь, – насторожился следователь, – что Савелий Лукьянович влюблён в Анну Леонидовну?
– Есть у меня такая версия, – кивнул Дмитрий.
– Так ведь он мог и убить друга на почве ревности! – загорелся следователь.
– Или из-за обиды за любимую женщину, – добавил оперативник.
– Не понял.
– Ну как же, Александр Романович! Новогорский любит Костюкову! Буквально молится на неё! А вероломный дружок его не только женился на Анне, но ещё и изменяет ей!
– По-моему, твои фантазии занесли тебя не в ту степь, – усмехнулся следователь.
– В ту или не в ту, это ещё бабушка надвое сказала. Но я нутром чую, что Савелий Лукьянович брешет как сивый мерин! Я его спрашиваю о любовнице друга, а он – я не я, и корова не моя! И вообще, моя хата с краю.
– Может, он просто покрывает Вадима? – задумался следователь вслух. – Вот давай рассуждать.
– Давайте, – неохотно согласился оперативник.
– Допустим, у тебя есть давний дружок, и вот он однажды загулял от жены. Что ты будешь делать? Донесёшь на него?
– Нет, – вынужден был признаться Славин.
– То-то и оно! – изрёк торжествующим тоном Наполеонов. – Именно по этой причине Новогорский и не хочет ничего нам говорить о женщине друга.
Но Славин решил, что незачем следователю долго радоваться, и внёс коррективы:
– Я бы никому не рассказал о шашнях друга, если бы он был жив. Но если бы его укокошили, то уж тут я не стал бы скрывать информацию от следствия.
– Ишь ты! – укорил его то ли в шутку, то ли всерьёз Наполеонов. – Подмочил бы, выходит, репутацию друга!
– О чём вы говорите?! – возмущённо проговорил Славин. – Какая репутация, если человека убили?! К тому же он не казнокрад, не мафиози! Ну, сходил налево, не убивать же его за это?
– Так убили же! – аж подпрыгнул от нетерпения на своём стуле следователь.
– Но убили-то его, скорее всего, не за измену, – возразил Славин.
– А вот с этим нам предстоит разбираться.
– У его жены стопудовое алиби, – напомнил оперативник.
– Но он ведь мог изменить не только жене, – задумчиво произнёс следователь.
– А кому же ещё?! – изумился оперативник.
– Например, другой любовнице.
– Ну, вы даёте, Александр Романович! У него их там целый гарем, что ли?
– Это я и сам хотел бы узнать, – Наполеонов глубокомысленно наморщил лоб.
– Гм… – задумчиво произнёс Славин, потряс головой, а потом сказал: – Может быть, вы и правы, Александр Романович. Но тут одна нестыковка получается, – проговорил он через некоторое время.
– Какая именно? – заинтересовался следователь.
– Получается, что Савелий Лукьянович покрывает всех любовниц своего друга?
– А почему нет? – спросил следователь. – Ведь покрывает он не любовниц друга, а самого Костюкова.
И оба они одновременно подумали о том, что если Костюков был отъявленным донжуаном, то это не так-то легко было держать в секрете и кто-нибудь ещё, кроме Новогорского, мог об этом знать. Оставалось только найти этого кого-то.
– Да, ещё одна вещь, – прежде чем покинуть кабинет следователя, сказал оперативник.
– Не тяни! – поторопил его Наполеонов.
– Я показал Новогорскому фотографии с места преступления, и Савелий Лукьянович уверенно заявил, что именно из этой чашки Костюков пил кофе дома.
– А вот это интересно, – оживился Наполеонов, – только, скорее всего, не из этой, а из похожей. Не мог же он унести чашку из дома.
– Почему нет?
– По той простой причине, – Наполеонов постучал костяшками пальцев по лбу, – что дома он кофе пил гораздо чаще, чем с любовницей. И жене было бы нетрудно заметить исчезновение чашки.
– Он мог сказать Анне Леонидовне, что разбил её.
– И вынес осколки, – хмыкнул Наполеонов.
– Почему нет? – заупрямился Славин.
– Потому что неправдоподобно!
Оперативник пожал плечами:
– Но тут есть ещё один вариант.
– Какой?
– Он мог не брать чашку из дома, а купить точно такую же в магазине.
– Резонно, – согласился Славин.
– Хотя, – как бы с сожалением об упущенной возможности вздохнул следователь, – первый вариант был бы нам полезней.
– Чем?
– Он давал бы нам возможность заподозрить в отравлении кого-нибудь из домашних.
– Кого? У жены алиби. Сын ещё слишком мал.
– Зато есть тесть и теща! – торжествующе произнёс Наполеонов и, покосившись на оперативника, проговорил: – Будь я твоей тёщей…
– Чего-чего? – вытаращил глаза Славин.
– Ну, допустим, так бы в жизни случилось, – подмигнул ему Наполеонов, – ты был бы моим зятем и я узнал бы, что ты изменяешь моей дочери, я бы тебя – трах-бабах! – Наполеонов так наглядно изобразил, что он сделал бы с красавчиком Славиным, будь он его тёщей, поймавшей Дмитрия на горячем, что старший лейтенант от души расхохотался.
– Вы, Александр Романович, большой затейник, – проговорил оперативник, вытерев тыльной стороной ладони выступившие на его глазах от смеха слёзы.
В небо точно брызнул кто-то неведомый апельсиновым соком. И закат не пылал неистово, как летом, переливаясь всеми оттенками пурпура и источая при этом нестерпимый жар, а нежно сочился жёлто-оранжевыми тонами, дразня и услаждая взор и роняя по капле отблески заходящего солнца. Казалось, подставь ладонь, и на неё упадёт прохладная кисло-сладкая капля апельсинового сока.