тряпицу вокруг Катиного плеча и быстро зашептала:

– Как на море, окияне лежит камень Алатырь, на том камне Алатырь бьются-секутся два орла орловича, два брата родные, рубятся-секутся, да ни крови меж них, ни щепы, ни ломоты, так и кровь в ране Катеньки-Катюши замри, замолчи, камнем встань и не теки.

Кажется, кровь стала действительно идти медленнее. Может, заговор помог, может, трава, приложенная к ране…

– Бабушка Могиня, что же это? – прошептала девушка, глядя на серебрившийся в траве кинжал с узким, как жало, лезвием.

Аякчаана видела, как преломлялся лунный свет в тонком узоре, красивом и зловещем одновременно. Тех демонов, что изображены были на нем, девочка как-то раз видела на камнях – дедушка Учур наносил их и перечеркивал особыми знаками, запирая в том, другом, мире.

Пожилая тетушка, которую девушка назвала Могиней, покачала головой и вздохнула:

– Ежели бы знать. Одно видать – черная вещица.

– То есть как черная? – не поняла Аякчаана. – Что вообще происходит?

Поляна вокруг них снова осветилась зеленым – это вновь проявились крохотные лесные духи, приближаясь к раненой девушке и сторонясь окровав-ленного кинжала – он медленно тлел, постепенно смешиваясь с ночью, пока не растаял в ней полностью. Зеленых огоньков становилось больше и больше – лесные духи шли на голоса со всей округи.

Могиня внимательно посмотрела на Аякчаану.

– Что происходит… Видать, в наших краях появился черный колдун. И кинжал этот, брошенный им в спину Кати, зачарован, и непросто нам будет ее рану залечить.

Девушка, все еще сидевшая рядом с Катей на коленях, всхлипнула, закусила костяшку указательного пальца.

– Бабушка, что же делать?

Могиня вместо ответа стала чертить на земле круги, один за другим, так, чтобы окружность одного слегка касалась окружности другого, – рисунок, точь-в-точь такой же, как она чертила там, на поляне в лагере джунгар. Начертив последний круг, она провела над рисунком правой рукой, затем наклонилась над ним и выдохнула свое имя.

Произнесенное имя со свистом пронеслось над поляной, закружилось над ее рисунком, обретя над ним свет и плотность. Оно осело на нанесенные линии, отчего те засветились голубовато-синим цветом, ослепительно ярким в ночной мгле. Аякчаана пригляделась: там, внутри зачарованных линий и кругов, появилось тонкое черное облако. Оно подросло, превращаясь в человека.

– Так, глянем-поглянем, кто там прячется, – приободрилась Могиня.

Она обошла свой рисунок и запертое в нем изображение темного колдуна. Фигура внутри замерла, будто тоже почувствовала женщину. Из-под угольночерной накидки показалась тонкая рука и… показав Могине кукиш, взметнула рукавом и исчезла, оставив после себя тающее облако и ужасное зловоние.

Бабушка Могиня ахнула:

– Ирмина!

Девушка, сидевшая рядом с Катей, уставилась с удивлением:

– Как Ирмина? Она же исчезла с черным мороком! Там, в подвале Александрии!

Могиня прищурилась. В зеленоватом свете факелов лесных духов она выглядела зловеще – настоящая ведьма. Или Баба-яга из сказок. Аякчаана поежилась от страха, с опаской отодвинулась от нее.

Могиня продолжала смотреть вглубь горящих линий, разговаривая, по всей видимости, сама с собой.

– Только… да, видать, не только… Но энто многое объясняет… И то, что меня искала, и то, что застала врасплох.

– Да как же так, бабушка! Погибла же она!

Тут Могиня словно очнулась.

– Ну, выходит, не погибла, – сказала как отрезала, со вздохом.

– А кто такая эта Ирмина? – наконец решила вмешаться в разговор озадаченная Аякчаана.

Она не так давно удивлялась фокусам Кати, а здесь у нее на глазах вообще чудеса одно за другим происходят, попробуй разберись.

Пожилая пояснила:

– Ирмина – моя родная сестра. – Молодая девушка, ее спутница, ахнула. – Да, Ярослава, все так. Ирмина – твоя бабка. Только много-много годков назад она решила овладеть черным мороком. Возомнила себя равной древним богам. Стала она на люд простой порчу наводить, злые болезни да несчастья насылать. Сперва втихаря, а потом и вовсе в открытую, ради смеха и для забавы собственной. Коли кто недобро взглянул на нее, али дорогу перешел, али красивей ее оказался… А морок черный коварен. За каждое злое дело он ей силу дает, а молодость и красоту забирает. По крупице, по крошечке. А это для нее – хуже горькой редьки. Тщеславная она всегда была, сестра моя. И вот нашла она заговор древний, стала она у людей молодость и силу забирать. Идет путник запоздалый, она его заманит к себе, опоит, морок наведет и силу всю заберет. Зашел к ней молодец красный – наутро вышел старик седой. Но вскоре и того мало ей стало. И вот в ночь Ивана Купалы, пока девушки через костер прыгали, украла тело молодое одной из первых красавиц в городе, Рады, дочери кузнеца Илима, да вселилась в него. Старость свою запечатала да на дно морское спрятала. А тело свое развеяла над полями, чтоб не сыскать следов и не найти виноватых.

Пришел ко мне тогда кузнец Илим, прознав про беду эту, просить за дочь свою, чтобы тело ее отдали, хоть похоронить по-человечески. Я Ирмину нашла, душу ее темную из тела Рады выбила да тело дочки кузнеца забрала. Ирминина старость к ней, значится, и возвернулась. С той ночи стала Ирмина тенью меж времен: своего тела нет, одна черная злость. Много с тех пор лет прошло, да вот вернулась она – нашла, видать, лазейку. И опять бед натворила. А сколько еще натворит, мне неведомо.

– Так сейчас-то как вышло, что она здесь оказалась, а, бабушка? – Ярослава уже чуть не плакала.

– О том догадки у меня только, внучка. Думается мне, когда черный морок из подвала Александрии прогнали, она вместе с ним ушла и попала с духами черного морока в навий мир, да из него никак не могла воротиться – силенок ли не хватило, сама ли не захотела, найдя там пути для волхования черного. Сколько времени она в нем пробыла? Для нас – мгновение, для нее – может, и сто лет. – Могиня помолчала. – А теперь все изменилось. Может, сил набралась, может, волхованию черному научилась, может, союзника нашла. И Ирмина все верно рассчитала: уж не знаю, какой черной волшбой, да только сумела воротиться сюда из навьего мира в тот самый миг, когда, она точно ведала, меня в городе нет, и привела войско джунгарское…

– Конечно, мы же в Александрии были! – всплеснула руками Ярослава. – Ловко подстроила все.

Аякчаана только успевала переводить взгляд с Могини на Ярославу. Ей казалось, что она – участница съемок какого-то фильма про ведьм. Одно пугало – бесчувственное тело ее новой знакомой на траве.

– Вот оно и верно, – закивала Могиня. – Она хитрая, Ирмина… Ежели