Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Верняк! Так и надо было! — сказала сама себе, но от чего-то предательски лились изглазслезы. — Другим фартит. Обламываются им кайфовые предки. Башляют своим детям. Держут путево. А мне не повезло: понос, не баба в матери далась…». «Зато не била б, не ругалась, жалела б», — говорил другой внутренний голос. Его Катька душила, как могла.
Уснула она позднее всех. Слышала, как кричал во сне перепуганный насмерть Димка. Катька довольно улыбалась, уверенная в том, что мальчишки больше не поверят кладбищенскому сторожу и не пойдут к нему жить.
Стонала во сне и Зинка: боялась за Шурку, Катькиных кулаков. Знала, малышка — ее жизнь. «Не приведись, не досмотреть», — всхлипывает во сне.
Спокойно храпит у порога Голдберг. Он понимает все, но не умеет говорить.
…Утром детвору разбудил тихий стук в окно. Голдберг раньше всех выглянул: увидел во дворе человека, какой уже несколько дней подряд кормил его вкусными пирожками, булками, гладил Шурку, давал девчонкам конфеты и никого не обижал. У него добрые теплые руки и спокойный тихий голос. За что на него паять?
Голдберг виляет хвостом, зовет Зинку открыть поскорее двери хорошему знакомому. Может, он принес пирожков вон в той сумке, что у него в руках? И тогда псу не придется давиться черствым хлебом, запивать его водой…
Кать! Гля! Козел нарисовался. Чего ему тут надо? Как узнал, где живем? — удивлялась спросонок Зинка, не зная, что ей теперь делать.
Открывай! — буркнула Катька зло. И спешно, забросив постель одеялом, приготовилась встретить непрошеного гостя в штыки.
Разбудил? Вот досада! Я так боялся, что не застану вас, если приду позже! — извинялся с порога и, глянув на Катьку, спросил: — Вы, как я понимаю, хозяйка этого дома и старшая семьи? — оглядел проснувшуюся детвору.
Что надо? — резко спросила Катька.
Поговорить пришел. Меня интересует Шурочка. Кем она вам приходится?
Какое тебе дело до того? Она — наша! Понятно? И за нее горлянку перерву любому!
Мне сдается, что вы спешите! Никто не оспаривает Шурочку. Она ваша! Я думал, сестрой приходится, но ведь не в том суть. Это не имеет значения. Я хочу предложить вам свою помощь.
Какую? — хмурилась Катька.
Устроить Шуре хорошее будущее. Важно не опоздать. У нас в городе, как вы знаете, создается детский ансамбль. На профессиональной основе. Одаренные ребятишки будут выступать перед горожанами со своим репертуаром. Он многогранен. Все дети учатся. И не только по общей программе, но и с уклоном на сценическую деятельность. Мы растим настоящих актеров, которые продолжат свою карьеру в театрах и кино. Ведь Шурочка — талант, гений! Она прекрасно держится на публике и, несмотря на малый возраст, имеет хороший голос, превосходную мимику, сообразительность и уже сегодня умеет чувствовать зрителя Не стоит ей транжирить дарование, кривляясь в магазинах и на базаре. Немного шлифовки и готовая артистка, какую полюбят не только горожане, а и во всей России, за рубежом! Вы станете гордиться девочкой, что помогли ей найти себя! Ведь быть актрисами мечтают все, а вот стать ею дано немногим. Актером надо родиться. Это от Бога! Не отнимайте будущее у нее! Поверьте! За такое наказывает судьба. У Шурочки редкий дар! Уверяю вас, она будет жить в прекрасных условиях. Вы всегда сможете навестить ее.
Катька сидела, онемев. Она могла предположить многое, но не это!
А вы кто в этом ансамбле? Засидевшийся ребенок? Чего ж из вас ничего не получилось?
Я — директор-распорядитель. Кто-то должен делать черную работу! — не обиделся на Катькину грубость и продолжил: — У нас свой штат, который занимается обустройством жизни каждого ребенка, питанием, учебой, организацией концертов, гастролей. Следим за развитием каждой личности.
Сколько у вас детей?
Лично у меня — двое! В ансамбле — тридцать человек.
Им по скольку лет?
Разный возраст. От трех до двенадцати. Не беспокойтесь, все прекрасно устроены, у них надежное будущее, твердый заработок и перспектива на завтра.
А где они живут?
С этим проблем нет. У каждого своя комната. По желанию могут жить вдвоем. У нас имеется Шурочкина ровесница. Ее мы открыли в деревне. Теперь ее весь город знает. Родители навещают. Очень довольны тем, как живет их дочь.
Как вас зовут? — спросила Катька.
Иваном Ивановичем! Вы извините, сразу надо было представиться. Вас зовут Екатериной?
Катька невольно кивнула.
Знаете, Катя, я понимаю вашу ситуацию, и ваше нежелание доверить нам Александру объяснимо, но… Надо подумать о Шурочке, соблюсти ее интерес, наконец, не губить будущее… Было бы жестоко, не по- человечески распорядиться судьбой ребенка, лишь используя ее в своих целях. Вы уже большая. Сумеете прожить без нее…
Что вы имеете ввиду? Разве деньги — главное? Шурка с нами живет больше года, почти полтора. Она своя. Для вас малышка — одна из многих, для нас — единственная. Вы говорите о ее будущем, но хочет ли она его? Это ли ее жизнь? Конечно, мы не можем дать Шурке отдельную комнату, но мы отдаем ей самих себя. Здесь любим не за голос и талант, а саму! Такую, какая есть. Вам это не понять. Не будь голоса и другого, вы не глянули бы на девчонку на улице. Все, что заметили вы, открылось гораздо позже, — усмехнулась Катька.
Я понимаю. Не хотел обидеть. Но вы не сможете дать девочке то, что она получит у нас. Поверьте, она всю жизнь будет благодарна вам за это!
Может быть. Но мне не благодарность нужна, уверенность нужна, что Шурке у вас будет хорошо.
Даю вам слово! Вы сможете навещать девочку постоянно.
Мы еще ни о чем не договорились, — осекла Катька и продолжила: — Не считайте меня дурой. Или хотите убедить, что без выгоды действуете? Ведь наша Шурка будет зарабатывать «бабки» для вас. Концерты или эти, как их, гастроли, даром не делают. На халяву никто не вкалывает. Так вот я хочу узнать, что перепадет Шурке? Иль за хрен собачий вкалывать заставите?
Деньги ей будут идти на счет. И в том не сомневайтесь. Когда мы говорим о будущем, подразумевается и материальная сторона жизни. Не на нас, на себя она станет работать.
Но вы понимаете, что у нее нет никаких документов, — созналась Катька.
У нас четверо таких. Ничего. Преодолимо.
Мы говорим, а вот она — неизвестно, пойдет ли к вам? — оглянулась Катька, ища Шурку, той давно не было на койке. Девчонка вместе с Голдбергом копалась в сумке гостя, выуживая пирожки и печенья. Она поровну делила их с собакой. Зинка пыталась тихонько, незаметно оттащить девчонку, но ее укусили за задницу больно. Кто из двоих, Зинка так и не поняла, молча плакала на койке.
- Шурик! Тебе кто разрешил тыздить из чужой