Катька изо всех сил вытолкнула его за дверь, на порог, и вылила на Кольку весь запас мата, какому научилась в его кодле.

Чирий перемахнул через забор легко и красиво. Оглянулся. Осклабился гнилозубо и, помахав Катьке рукой, быстро скрылся из вида.

Та не спешила возвращаться в дом. Обошла его вокруг. Огляделась, не видел ли кто из соседей непрошеных гостей? Не наблюдают ли за домом чьи- либо злые глаза? Послонялась по двору, постояла у калитки. Посмотрела, не идут ли Женька с Димкой. Ей так хотелось, чтобы вся ее пацанва поспешила в дом. Но никого вокруг. Пусто на дороге: ни шагов, ни голоса не слышно. Лишь ветер гуляет в верхушках деревьев, качает, тормошит, убаюкивает.

Катька вспомнила нынешний день: совсем забыла о магнитоле. Уж как порадовалась ей, а дома испугалась…

Пора опробовать ее! — открывает дверь.

Ну, что ж ты так? Магнитолу заимела, а записей нет! — встретил Катьку Толян, едва она ступила на порог.

Успеется! Главное есть! Да и не разбираюсь я в этой музыке, — призналась девчонка.

А зачем музыку? Песни нужно заиметь. Теперь знаешь, сколько ансамблей всяких? От «Балагана» до «Вируса». Я сам в них путаюсь! — улыбнулся парнишка простодушно.

Тебе какие песни нравятся?

Ансамбль «На-на», песни Маликова, Газманова. Я не люблю крутых. Песни, они для души. Она у каждого своя. Вот и не терплю баламутных, сексвоя, крикунов и визгунов. Ненавижу Шуру и Леонтьева.

А я и вовсе их не знаю. Некогда, да и не было возможности слушать и сравнивать, — ответила Катька. И впервые заметила, что парнишка смотрит на нее в упор.

Чего вылупился? — цыкнула, смутившись.

Нужна ты мне! Просто интересно, за что тебя прозвали Дикой Кошкой и говорят, будто классно махаешься. Даже Чирию вмазала! Это правда иль темнят?

Достанешь, тогда узнаешь! — приказывала себе не смотреть на Толяна, изучающего ее как муху на стекле.

Отваливай на чердак! Чего тут прикипелся? Тебя же нельзя оставлять в доме! Не хочу влипать! И кодлу свою подставлять из-за тебя не буду!

Не дергайся, Катька! У тебя кайфово от ментов срываться. Чуть шухер, я в подвал смоюсь. Там у тебя сам черт ногу сломит. В бочках и ящиках все бомжи города притырятся. Не достанут ни за что! — рассмеялся во весь голос и предложил: — Давай похаваем! — достал из-под куртки пакет, выложил на стол бутерброды.

Садись сюда. Я к тебе надолго. Так что смирись, — успокаивалКатьну.Та злилась.

Знаешь, вообще моя кликуха — Пузырь. Это еще давно меня так прозвали. В детстве был толстым. Пожрать любил.

Да и теперь на пузо не обижен! — глянула девчонка насмешливо.

Верняк подметила! Ну и что из того? Мое пузо набить непросто. От того воровать пришлось, что всегда жрать хотел, а предки жидко заколачивали. Только на хлеб хватало. Да и то не до сыта. Кроме меня, две сеструхи. Им тоже хавать охота. А я, коль сяду за стол, даже крошек не оставлю. Ну и начались разборки. Попреками заели. Мол, сам с вершок, а жрет за троих. Убирали, прятали от меня жратву, но пузо не проведешь. Оно свое требует, аж скулит. Ну, с неделю промучился, потом мозгами шевелить стал, думать и… Однажды на улице стибрил у торговки булку. Она открыла рот, а я уже проглотил. Чего орать, когда отнять нечего. Ну, баба за мной, чтоб больше не утащил, а для меня одна булка — ништяк, я ее и не почувствовал. Схватил вторую. Торговка — за мной. Я вокруг ее лотка как пес на привязи. Да и кто сбежит от горы булок, пирожных, кренделей, пряников и пирожков, да еще в то время, когда пузо волком воет на весь свет? Ну, я эдак кружу — торговка за мной. Я за круг успеваю три- четыре сдобы проглотить. Не жуя. Баба ни разу достать не смогла. Меня, когда голодный, свора собак не догонит. Торговка видать не знала, что у бегающего пузо как дырявый мешок: сколько в него не пихай. Силы уходят, я их по ходу восстанавливал, — съел Пузырь третий бутерброд и продолжил: — Кругу на двадцатом она приметила, что на лотке у нее ни хрена не осталось. Почти все сожрал. Она стала орать: «Держи вора!». А кто поможет? Я сам управился. Вот если б не гоняла, мне и половины того, что у нее было, хватило б. А коль бегать заставила — раскошелься. Зеваки даром тоже помогать не станут. Смотрят и хохочут, как я обжираюсь на бегу. Один старик своей бабке говорит «Гля, Мотька! Этот стервец нынче готовыми пирогами срать станет! Не смогет его пузо все переварить. Он, гад такой, запасную прорву имеет!». Дурак! Если б я умел жрать с запасом хотя бы на час!Тутже схватил последний пряник, сиганул в толпу зевак, только меня и видели. А через полчаса снова жрать охота…

Катька смеялась до слез.

Та торговка заявила в милицию, что какой-то пацан, это я, ограбил ее среди бела дня. Те менты от смеха поуссывались, когда баба рассказала им, как ее тряхнул, и ответили: «Это не вор, коли на деньги не глянул, хоть и открыто лежали. Жратву таскал. Видать, шибко голодный. Где его тебе сыщем? Нынче всякий второй такой как этот. Разве всех переловишь. А и накормить нет возможности. Всем теперь трудно. Терпи!». Она могла терпеть, но не я! Каждый день приловчился трясти торговок. Но одна оказалась ушлой и сумела нацепить на мою башку бочок, в каком чебуреки продавала. Покуда я из него вырывался, в ментовке оказался. Во, где смеху было! Лягавые не могли поверить, что я тот самый вор-обжора! Спрашивают: «А можешь сразу двадцать пирожков сожрать?». «Конечно! Если дадите! Это мне на один зуб!». Там старшина сидел. Худой такой. Услышал, что я ответил, аж икать стал. И говорит: «Быть не может, чтоб этот шкет столько лопал! Если так, тогда его урыть дешевле!». Второй не поверил тоже и спрашивает: «Давно ль ты так хаваешь?». Я и ответил, мол, всегда жрать хочу, а дома даже хлеба в обрез. Менты мои карманы наизнанку вывернули, но денег не нашли. До них дело еще не дошло, не понимал, не воровал «бабки». Это уже потом в башку стукнуло, но слямзить жратву и теперь люблю. Из-под носа. Даже про запас, — достал из наружного кармана пирожки, отряхнул их от табака и, протянув Катьке пару из них, предложил: — Хавай! Пока я добрый!

Как же я тебя продержу, коль ты такой и нынче? Пока говорил, вон сколько сожрал! — ужаснулась Катька.

Это возрастная болезнь. Когда-нибудь пройдет. Так даже лягавые трепались и болтали, что мне в Америке надо было родиться. Там соревнования обжор бывают, и самые обжористые призы берут. Настоящие доллары им за это платят. Во, лафа! Мне б туда! Да я на халяву столько смогу умолотить, что им во сне не увидеть…

- Ну, а еще чего умеешь? Жрать все горазды!

Вот заработать на жратву слабо?

А кто б меня у Чирия дарма держал? Сам себя и их… Вот только камера, падла, засекла. Ну ничего! Недели две погоношатся и остынут! — отмахнулся Пузырь.

Но эти две недели как будем?

Ты держишь — я потом отбашляю! В накладе не останешься, — пообещал Толик уже всерьез, и Катька поверила.