Сразу же возникала кровная вражда, поскольку просто немыслимо было, чтобы один родич позволил просто убить другого, не убив сам, по крайней мере, одного человека в качестве возмещения. И причем это не обязательно должен был быть убийца, как говорится в кодексе законов: «В этой стране издавна существовал злой обычай: когда человека убивали, его родичи нападали на любого человека, который в роду убийцы считался самым лучшим (хотя убийство могло быть совершено без его ведома или желания, и он не принимал в нем участия), и они не мстили самому убийце, хотя это легко можно было сделать».

Дальше месть влекла за собой месть. Чаще всего, вся эта история увенчивалась настоящей битвой между двумя кланами, их друзьями и подвластными. А иногда и радикальными действиями, такими как сожжение заживо всего клана, когда одна мстившая семья запирала другую в собственном доме и поджигала его. У мужчин в такой ситуации не было другого выхода, как сгореть заживо или же выйти наружу и вступить в неравный бой, который, вероятнее всего, был бы все равно проигран. В итоге, силы обеих сторон истощались или их лидеры в результате вражды погибали, наступало все-таки время для мирного урегулирования конфликта. И, обычно, штраф за убийство удовлетворял оскорбленное достоинство и честь, и кровопролития, наконец, прекращались.

Когда семьи были готовы к диалогу, возникало несколько вариантов дальнейших действий: дать «единственное суждение» пострадавшей стороне, обратиться к третейским судьям или начать судебный процесс. В первом случае одна из семей признавала свою вину полностью и шла на уступки противникам, прося их назначить компенсацию, на которую, по их мнению, они имеют право. И соглашаясь принять любые наказания, которые будут наложены опозоренной семьей. Удержать противника от злоупотребления соглашением должен был обычай и общественное мнение. Такой способ удовлетворял чувство чести полностью и был наиболее приемлем для пострадавшего.

Когда же возникали сложные ситуации, в которых обе стороны имели и правых, и виноватых, дело передавали третейским судьям, решению которых все клялись подчиниться и исполнить его. Судьи внимательно выслушивали стороны и оценивали компенсацию за ущерб, нанесенный другой стороной. Судьи рассчитывали равные потери, понесенные обеими семьями, которые «погашали» друг друга. Так, например, отрубленная рука или нога – к отрубленной руке или ноге, рана приравнивалась к ране, смерть – к смерти. Но при условии, что жертвы были примерно одного «уровня», то есть имели в обществе равное положение: смерть раба в одной семье не могла «погасить» убийства господина в другой, а гибель бонда – гибели сына ярла. Другим важным пунктом в расчетах была физическая или словесная провокация: считалось, что некоторые оскорбления дают право на любую месть.

Судьи принимали все вышеперечисленное в расчет и подводили итог, объявляя, что в результате одна семья должна другой такую-то и такую-то сумму как возмещение за увечья и убийства. В законе были оговорены основные суммы уплат за свободного человека. Если же денег не было, судьи могли приговорить виновного к изгнанию на определенный срок, на всю жизнь или до тех пор, пока живы его враги. Это было только отчасти наказанием, самое главное – это было средством предотвратить возобновление новой распри. Изгнаннику даже давали срок для того, чтобы уладить все дела и организовать свою поездку. В это время никто не имел права ему мешать и досаждать. Но, если он отказывался уезжать, враги могли напасть на него, и по закону, они ничем не рисковали.

И, наконец, третий способ состоял в том, чтобы начать судебный процесс перед народным собранием. Такое собрание являлось неотъемлемой частью жизни народа. Оно действовало одновременно как суд и как подобие парламента: все свободные люди, владевшие собственностью, даже пускай и минимальной, обязаны были присутствовать на собрании. Хотя решения чаще всего отражали волю наиболее могущественных из присутствующих. Поэтому большинство вопросов все же решалось первым и вторым способом.

Рагнар, разумеется, не был исключением и он был втянут в кровавую месть, еще будучи юношей.

Все началось, конечно, с ерунды. Кто-то сказал что-то резкое другому, и понеслось… Никто уже толком и не помнил из-за чего началась вражда, но не принято было и отступать от принципов кровавой мести. К тому же тот клан, с которым поссорились родственники Рагнара, был не совсем викингами, точнее – полукровками. И уж стерпеть обиду не от чистокровных викингов вообще было немыслимо.

Рагнару не нравилась эта ситуация, ведь самому ему было всего 16 лет и ему было абсолютно все равно, кто и с кем поругался. Хотя, конечно, интересно сражаться за честь семьи… Но когда пару раз на него напали сразу десять здоровых мужиков, вооруженных до зубов, только сильные и быстрые ноги помогли будущему великому конунгу спастись.

Больше всего молодого Рагнара занимали красивые женщины и возможность приобретать предметы роскоши и оружие. Уже тогда Лодброк ходил в походы вместе со своим отцом, и все награбленное он оставлял себе. Поэтому в свободное от набегов время занимался тем, что тратил свои богатства. И, честно говоря, Рагнару это нравилось больше всего. Он лет с двенадцати понял, что деньги – это власть. Не важно, кто ты; если у тебя есть деньги – ты можешь все! Можешь купить все самое лучшее, можешь ехать, куда тебе вздумается, можешь приобрести самых сильных воинов, да просто, можешь завоевать весь мир!

И именно поэтому с таким упоением он тратил награбленное. Чувствовать, что ты можешь все, – ни с чем несравнимое ощущение!!! Так однажды он закатил пир, который потом еще долго обсуждали придворные ярлы.

Со всего мира Рагнар заказал множество яств. Ему на кораблях прямо в замок доставляли удивительные плоды: странные на вид и сладкие на вкус из Азии, прекрасное вяленое мясо из Испании, выдержанное вино из Франции, сладости, тающие во рту из Индии… Но самое главное – это антураж… Рагнар всегда любил создать атмосферу роскоши: если уж и быть великому пиру, то быть самому великому пиру из всех, которые видывал мир. Он купил живых тигров и леопардов у какого-то шейха. И звери, прикованные цепями к колоннам в главном зале замка, важно расхаживали, пугая окружающих диким рыком. Все пространство зала было устлано шкурами разных животных. А с земли русской Рагнару привезли настоящего бурого медведя, который сидел в огромной клетке и ел мед из бочки. Ярлы дивились, ели и пили, такого в замке еще не было никогда. Конечно, Рагнар был молод, и все понимали это, но через год он должен был взойти на престол. И если даже кто-то и считал такое поведение излишним, никто не посмел сказать и слова будущему правителю.

Рагнару же нравилось ощущение всемогущества. А завоеванные богатства усиливали его в тысячу раз. Конунгу было позволено все, и никто не мог запретить ему делать то, что он хочет. Это приравнивало его к богу Одину. Вот почему деньги так много значили для Лодброка, хотя он и никогда не был нищим. Он любил красивую жизнь и готов был дорого платить за нее.

Но вернемся к мести. Именно на этом пиру и разгорелась ссора между отцом Рагнара и еще одним конунгом. Как говорится, слово за слово… Тот конунг был вспыльчив и обидчив, поэтому семья Рагнара – все до кого смогли добраться он и его люди – получили различные увечья. Обиженный конунг подстерегал родственников Лодброка практически везде, безжалостно издеваясь и мучая их. Семья Рагнара отвечала тем же.