Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я подхожу к ограждению, прикасаюсь ладонями к холодной металлической планке и смотрю вниз. В рядах не хватает нескольких кресел.
– Нам можно здесь находиться? – спрашиваю я.
Губы Тэйта смягчаются в улыбке:
– Я обо всем договорился.
Я поворачиваюсь, заметив небольшой столик рядом с двумя креслами в первом ряду, у самого ограждения. На белой скатерти стоит какая-то необычная бутылка с искрящейся водой, огромная миска попкорна и небольшие стеклянные блюдца с разнообразными сладостями в красочных обертках.
Тэйт подводит меня к креслам, и мы садимся. Почти сразу же свет начинает меркнуть, регулируемый из какого-то невидимого места. Все превосходно срежиссировано.
– Что будем смотреть? – спрашиваю я Тэйта.
– Увидишь.
Я пытаюсь представить, какое кино может стоить всех этих усилий, и чувствую, как опускаются уголки моего рта. А потом вспоминаю.
– «Касабланка», – произношу я вслух. Тем вечером в ресторане Тэйт поверить не мог, что я никогда не видела этот фильм.
Он улыбается, но не отвечает.
Громадный киноэкран начинает мерцать, бледный свет бросает отблески на лицо Тэйта. И вот на экране проступают черно-белые картинки: появляется карта Африки, Касабланки, а потом возникает зернистая, размытая сцена оживленного рынка. Звук кажется далеким, с эхом, свойственным старым фильмам. Я с улыбкой откидываюсь на спинку кресла.
Я была права.
В темноте кинотеатра ощущаю на себе обжигающий взгляд Тэйта. Он как будто застыл в своем кресле. Наблюдает за мной во время первого поцелуя между главным героем, которого играет Хамфри Богарт, и его возлюбленной, в исполнении Ингрид Бергман, в сцене воспоминаний о Париже, когда они только влюбились друг в друга. Я жду, что Тэйт дотронется до меня, коснется моих рук, сложенных на коленях. В какой-то момент, наклонившись вперед, чтобы налить мне воды, он едва не задевает мое колено, но этого не происходит – Тэйт ни разу не притрагивается ко мне, ни единого раза. Он держит дистанцию. Лишь его глаза прикованы ко мне.
В конце фильма, когда влюбленные прощаются, и самолет поднимается в темное небо, экран чернеет и в зале снова загорается свет. Тэйт поворачивается ко мне. Его взгляд порхает по моим губам.
– Тебе понравился фильм?
Я касаюсь пальцем разделяющего нас подлокотника – границы, которую нельзя нарушать, – и отвечаю:
– Он трагичный.
– Почему ты так считаешь?
– Они же в итоге не остались вместе. Она уехала, и все кончилось. Так печально.
– Значит, тебе не понравилось?
– Не очень. – Мне неловко это признавать, но Тэйт смотрит на меня с любопытством.
– Это классическая любовная история, – добавляет он.
– Но я хотела, чтобы они в конце концов были вместе. В этом же и заключается смысл любовной истории, разве нет? Двое влюбленных жертвуют всем ради того, чтобы быть вместе. – Я никогда не считала себя романтичной, но даже мне нравится «Ромео и Джульетта».
– Они и пожертвовали, – говорит Тэйт, помедлив. – Они отказались друг от друга, несмотря на свои чувства. Жизнь такова, что порой невозможно быть с тем, кого любишь.
– Ты когда-нибудь был влюблен? – дерзко спрашиваю его я.
Он поднимается, и я вижу, как низко сидят джинсы на его бедрах.
– Нет. А ты?
– Тэйт, – смеюсь я. – Я же говорила, что никогда даже ни с кем не целовалась.
Я жду, что он улыбнется или рассмеется в ответ, но вместо этого он просто смотрит в пустоту. Я пытаюсь прочесть что-нибудь в его холодном взгляде, понять что-то по едва различимым движениям подбородка, из-за которого его лицо кажется суровым.
– Пошли? – наконец обращается ко мне он.
Мы спускаемся по устланной красным ковром лестнице, где я еще недавно шла с завязанными глазами, и оказываемся перед металлической дверью. Тэйт толкает ее, и я вижу, что у выхода нас ждет «Тесла» – я выяснила, как именно называется его черная обтекаемая машина.
Тэйт открывает дверцу, и я берусь рукой за крышу, готовая скользнуть внутрь, как вдруг замечаю группку девушек, прогуливающихся по аллее. Их короткие блестящие платья колышутся на бедрах, а каблуки опасно высоки. Я опускаю глаза и оглядываю себя, внезапно потрясенная собственной заурядностью: простые джинсовые шорты, грязные темно-синие балетки, прямые каштановые волосы, собранные в хвост.
Я заурядная. Обычная и предсказуемая. Я не похожа на тех девушек. И, хотя отдаю себе отчет в том, что расшитые пайетками платья и каблуки не делают их лучше меня, все равно чувствую укол зависти: именно такую девушку я могу представить рядом с Тэйтом.
– Ты в порядке? – спрашивает Тэйт.
– Да, – отвечаю, садясь в машину. Я слишком долго на них глазела, и он это заметил.
Мы едем молча – это молчание нельзя назвать неловким, скорее мы оба находимся в ожидании чего-то. Как будто что-то должно произойти. И снова мне не верится, что происходящее реально. Совсем не потому, что рядом со мной Тэйт Коллинз. Нет, у меня просто не укладывается в голове, что я встречаюсь с кем-то, что, несмотря на все мои попытки убежать от такого парня, как Тэйт, я не хочу, чтобы сегодняшний день заканчивался. Внутри меня словно идет борьба – я намерена держаться от него на расстоянии, и в то же время мне не терпится оказаться ближе.
Я прошу Тэйта остановиться в квартале от моего дома. Не хочу, чтобы бабушка или Миа заметили, как я выхожу из такой машины. Букет – это одно, но, если Тэйт Коллинз привезет меня домой, соврать будет гораздо сложнее.
Тэйт ступает на тротуар. Я вижу, как он окидывает взглядом окружающие дома и многоквартирные строения: балконы, заваленные барбекюшницами, пластиковыми стульями и велосипедами, мой любимый ржавеющий «Бьюик», который много лет простоял на этом месте. Какой-то мальчик ведет по тротуару баскетбольный мяч, периодически делая выпады руками в стиле карате. Он нас даже не замечает.
– Давно здесь живешь? – спрашивает Тэйт. Хотела бы я найти способ представить все в лучшем свете, сказать ему, что обычно все не так плохо или что мы живем здесь временно. Но это не изменит правду – здесь мой дом.
– Бóльшую часть жизни. Мы с сестрой переехали к бабушке, когда были еще совсем маленькими.
– Сестра старше или младше?
– Старше.
– Она такая же умная, как ты?
– И да, и нет.
Тэйт улыбается, чувствуя, что за этим кроется долгая история.
– Спасибо за фильм, – говорю я ему.
– Я рад, что тебе понравилось, и не понравилось одновременно.
Я с улыбкой смотрю ему в лицо.
– Не то чтобы не понравилось. Просто я не согласна с концовкой.
– Так значит ты романтик?