— Сильно давит? — спросила я. Лука, который нарезал заготовки для салатов смертоносными пиратскими движениями ножа, пожал плечами.

— Чувствуется, да. Неприятно. Но не мучительно, — взмах ножа отправил колечки красного лука в отдельную миску, и Лука сказал: — Надеюсь, это ненадолго.

— Марун сейчас предположил, что такой бывает детская магия, — поделилась я. Лука бросил помидоры в бурлящий кипяток, подождал, прищелкивая пальцами, и, вынув, принялся их чистить от кожицы.

— Ну не знаю. Я в детстве не так колдовал, — он прищурился и улыбнулся. — Делал так, что мидии жарились без огня. Яблоки с дерева падали прямо в корзину. Птиц лечил. Отец вообще думал, что я не ведьмак, а блаженный. Дурачок, — он смахнул нарезанные помидоры в другую миску и добавил: — Мальчишки в поселке кошку поймали, мучили ее, а я отбил и раны ей заживлял. Ревел, помню, ужасно… Ну вот кто, кроме блаженного, так сможет?

— Не знаю, — честно ответила я. От истории с кошкой хотелось плакать. — Хороший человек сможет?

— Потом решили, что я все-таки ведьмак, — усмехнулся Лука. — А ведьмак и хороший человек это две большие разницы, как говорят в Хавтавааре.

Какое-то время мы молчали. Было видно, что воспоминание затронуло Луку сильнее, чем он ожидал. Я отправила кексы в духовку и спросила:

— А это может быть безумец? Как считаешь?

— О, да! — усмехнулся Лука. — Она выступила против Саброры, это сразу видно, что это месть. А раз так, то да. Никем другим она быть не может.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Саброра действительно пришел меня встретить — вошел в зал, опустился за свободный столик, сняв шляпу, и я заметила, что он выглядит усталым. Лука, который уже собирался снимать кассу, предложил:

— Может быть, кофе?

Саброра посмотрел на него тем взглядом, за которым обычно следует предложение предъявить документы — пока еще предложение, а не приказ. Лука пожал плечами: нет, так нет. Витрина для десертов была пуста; когда я переоделась и вышла в зал, то Саброра поинтересовался:

— Смотрю, дела идут неплохо?

— Дела идут отлично, — я протянула ему коробку с ананасным тортом и на всякий случай постучала по столу, чтобы не сглазить. — Завтра будет манговый чизкейк, Марун привез просто потрясающие фрукты.

Девушки Марнахена обожали чизкейк — легкий, свежий, почти без вреда для фигуры. Да и готовить его было не то что бы сложно. К нам сегодня пришел вихрастый долговязый паренек по имени Сандро — Лука нанял его официантом, и я смела надеяться, что нам с ним станет легче с таким-то наплывом клиентов. Одним словом, дела ладились, и если бы не ведьма, то все было бы чудесно.

— Знаете, мой поставщик фруктов предположил, что такое колдовство свойственно детской магии, — сказала я, когда мы вышли на улицу. Саброра скептически посмотрел на меня. Хмыкнул.

— Твой поставщик это Марун ибн-Анвари, зарегистрированный ведьмак? — уточнил он и, когда я кивнула, презрительно процедил: — Ни один ребенок не создаст такого заклинания. Тут даже не все взрослые справятся.

— Да, мы тоже так подумали, — поддержала я. — Энцо, а это может быть душевнобольной? У сумасшедших есть своя магия?

Какое-то время мы шли молча. Сумерки, подсвеченные далеким золотом уходящего солнца, казались мягкими и уютными. Обычный летний вечер — люди гуляют по улицам приморского городка, где-то вдалеке играет оркестр, и я подумала, что вчера Саброра привел меня посмотреть на танцующих золотых рыбок не просто так.

Он теперь видел во мне человека. Возможно, не понимал этого до конца — но видел. И я приносила ему десерты потому, что Саброра давно перестал быть для меня пугалом в окошке.

Мы оба были людьми. Пусть очень разными, пусть наша природа делала нас врагами — но мы оба шли к тому, чтобы искать сходства, а не различия. Возможно, за это надо было сказать спасибо ведьме, которая запечатала мою магию.

— Ряд ученых считает, что магия это и есть безумие, — ответил Саброра. Сейчас, в сумерках, с коробкой с тортом в руке, он выглядел не инквизитором, а обычным курортником, который весь год откладывал деньги, чтобы отдохнуть у теплого моря. — А психиатры по всему миру замечали, что их пациенты, которые не были ни ведьмами, ни инквизиторами, способны на некое искажение мира. Знаешь, как говорят: если работаешь с безумцами, то невольно нахватаешься их безумия.

— Никогда не встречалась с психиатрами, — призналась я. Саброра устало усмехнулся краем рта.

— Мой отец был уважаемым психиатром. Энрике Леонардо Саброра, доктор медицины. У него была своя клиника. Сейчас там другой директор, но она работает.

Чувство, которое шевельнулось у меня в груди, было похоже на дальний отблеск понимания. Мне казалось, что я стою, протянув руку, и истина приплясывает над моей ладонью, словно золотая рыбка. Вспомнился портрет, повернутый лицом к стене, и я спросила:

— Он не пытался лечить вас перед тем, как проклял?

Саброра остановился, и я прикусила язык, вспомнив, как он приказывал не задавать лишних вопросов. Сейчас он смотрел так, словно собирался надавать пощечин или надеть коробку с тортом мне на голову. В его глазах дымилась такая ярость, что я невольно сделала шаг назад. А за яростью плыла боль — настолько сильная, что мой страх сменился жалостью.

Мы снова пошли по улице. Саброра молчал, сжимая и разжимая в кулак правую руку — нет, я не хотела думать о том, что он собирался меня ударить.

— Мы, кажется, договорились, что одна несносная ведьма не станет задавать лишних вопросов, — процедил Саброра.

— Так он лечил вас? — не сдавалась я, наплевав на чувство самосохранения, которое орало во весь голос, приказывая мне заткнуться. — Когда вы обнаружили в себе свои способности?

Саброра не ответил, но я давно поняла, что отсутствие ответа это тоже ответ. Значит, отец лечил его. Пробовал изгнать из сына то, что делало его инквизитором — и, видно, допробовался до чего-то очень плохого. Мы вошли в ворота, прошли через сад, и Саброра устало опустился на скамейку. Постояв рядом, я тоже села — тогда он произнес:

— Ты читала что-нибудь о клиниках для душевнобольных?

Конечно, я читала. Иногда о них писали в газетах, как правило, с бравурными восклицаниями и восторженными рассказами о том, как обливание ледяной водой улучшает состояние пациентов.