становился еще молчаливее и… пропадал на недельку, чтобы заглушить свои проблемы алкоголем. Такова была его боль и тайная беда. Я ничем конкретным помочь ему не могла, лишь искренне сочувствовала как умела. Только мое сочувствие, похоже, усугубляло ситуацию: Мишечка сердился и еще больше замыкался в себе. Ему слишком свойственно было недоверие к людям.

За время нашего близкого общения открылась еще одна Мишечкина черта, которая меня очень печалила. Он не отдавал ничего в этот мир, но также и не принимал ничего сам. В образном смысле, конечно. Даже свои прекрасные статьи и лекции он готовил не для того, чтобы поделиться знаниями или передать их ученикам, а исключительно для собственного имиджа и тщеславия. Более всего на свете он стремился к карьере и высокому положению в обществе, которого у него как раз и не было. Даже костюм с галстуком, который ему так шел, он носил только потому, что, с его точки зрения, они повышают его социальный статус. Ведь в институте, где он преподавал, не было официального дресс-кода. Надо сказать, статусность он искал во всем – вещах, человеческом окружении.

В отношениях с людьми он придерживался исключительно принципа «ты – мне, я – тебе». Михаил рассматривал их в первую очередь с точки зрения полезности для него самого, совсем не включая в общение душу. Например, однажды полезной оказалась моя подруга, обнаружившая у меня нужную ему книгу, а затем и я. Он вел себя так, словно все были ему немного должны просто за то, что он есть на свете. Между тем в лексиконе Мишечки практически отсутствовало слово «спасибо». Он произносил его крайне редко, а если это и случалось – то очень формально и как бы между делом. В нем не было искренней благодарности, а может, он просто не умел ее внятно выражать. С чем это было связано? Вероятно, с тем, что Мишечка по каким-то неведомым причинам однажды в детстве вбил себе в голову, что его никто не любит, особенно мама.

Он ошибался, но таков уж был его взгляд на этот мир. Мишечка глубоко страдал, но никому не показывал своих эмоций, держал их взаперти, в клетке. Считал себя недостойным любви и стремился получить ее собственным методом, а именно хотел занять в жизни максимально высокое положение. А для удержания любви он тоже придумал собственные весьма жесткие правила. Но любовь-то не живет в клетке. И невдомек ему было, что если научиться самому испытывать искренние чувства, научиться дарить и принимать любовь, то ничего силой удерживать бы не пришлось.

От собственных открытий я грустила еще больше. Да и как тут могло быть иначе? Эти отношения, казавшиеся правильными, начали меня тяготить. Я старалась делиться с ним своим теплом, но при этом замерзала сама. Однажды у меня возникло ощущение, что рядом с Мишечкой я, взрослая женщина, превращаюсь в очередной персонаж, теперь уже под названием «вечная студентка». Я устала от придирок, замечаний и переворачиваний моей посуды. Однажды мое терпение лопнуло, и я накрыла стол перевернутой вверх дном посудой. Его это задело. Но он не устроил скандал, а в своей привычной сдержанно-жесткой манере отчитал меня за непростительное ребячество и неуважение. Для нас это была последняя встреча. Наши отношения, с виду казавшиеся крепкими, рассыпались, словно карточный домик. А я вернулась в привычную «расщелину» между каменными глыбами, но уже в состоянии большей растерянности.

Год назад я узнала, что Мишечка удачно женился на «полезной» девушке, дочке какого-то чиновника. С ее помощью сменил место работы, ушел на ИФЗ, где ему предложили невысокую, но все же руководящую должность. Возможно, он даже любим. Правда, как мне стало известно, проблемы с алкоголем полностью победить не получилось. Жаль…

Одиннадцатая серия. Коленька

Что ж, у каждого свои слабости, у кого их нет? Правда, лучше, если они не мешают жить остальным. К сожалению, так бывает не всегда. Порой они не просто мешают, но и отравляют чью-то жизнь. Я об излишествах и зависимости. Побороть такие слабости по плечу только сильным, остальные же могут их лишь немного скорректировать, да и то на время…

Снова я погружаюсь в тему, от которой у меня бегут мурашки, лучше подумаю о приятном! Новый год на носу! Через пару часов придет Самый Лучший! У меня почти все готово для праздника, остались совсем небольшие дела. Я хоть и медлительная, но все успела, потому что мне очень этого хотелось!.. Ай да Надя! Молодец!

В сегодняшних делах мне помогало сильное яркое чувство, о котором не принято говорить вслух, но о котором хочется кричать (вот она, женская слабость), а нельзя… О любви должны говорить поступки, а не слова. Выразить то, что сейчас происходит в моем сердце, поможет знакомый художественный образ… Как-то незаметно получилось, что в отношениях с Самым Лучшим мой внутренний тонкий прозрачный стакан превратился в довольно увесистую золотую чашу, украшенную драгоценными камнями и наполненную до краев… нет, не водой, а медом. Смысл тот же, а ценность гораздо выше. Золотая чаша не разобьется из-за пустяка. Тягучий мед для меня – это расплавленное солнце. Если его пролить – он будет медленно-медленно стекать со стенок чаши, делая все вокруг сладким и липким. Это означает, что такое чувство не может пройти бесследно. Как же это прекрасно!

В очередной раз зазвонил телефон, интересно, кто на этот раз? Ух ты, вот здорово! Старый приятель, Николай, толковый компьютерщик. Иногда приходится обращаться к нему за помощью. Полезный контакт. Но иногда мы болтаем просто так.

– С наступающим, Надюха! Как будешь праздновать?

– Спасибо, дома, с любимым человеком…

– С Кевином Костнером?

– Почти. А ты?

– Да мы с ребятами посидим, а потом петарды запускать пойдем, вернемся и спать завалимся. Главное, раньше не уснуть. Подумаешь, праздник! Ты же знаешь, я вне условностей.

– Знаю-знаю, помню…

И мы обменялись дружескими поздравлениями и добрыми пожеланиями.

Этот звонок оказался для меня самым приятным за весь день. Петарды… уж сорок лет «мальчику», а всё детские забавы. Я, например, жутко боюсь петард. Лет двадцать назад я однажды побывала в такой компании. Тогда был тоже Новый год: снежные сугробы, морозная ночь, двор в новостройках и мы, взрослые детки, с петардами. Было красиво, но очень шумно и страшно. Я прижималась к стене дома и желала, чтобы все это поскорее закончилось. С тех пор я решила, что пиротехника – это развлечение для «мальчиков» и «злых девочек». Ни к тем, ни к другим я себя не причисляла, да и развлечение это считала пустым ребячеством. Ох уж этот Коля! А ведь у меня когда-то был