с Самим постарались, в итоге прокурор с финансовым контролером заявили, что «факта дачи взятки должностному лицу зафиксировано не было». Доброе имя Самого было неизбежно подпорчено – как бывает всегда, когда в прессе муссируется тема предъявленных тому или иному публичному лицу обвинений. Пусть даже его оправдали – все равно, согласно классической фразе «либо он убил, либо его убили, но что-то там все равно нечисто». Сам в общественном мнении стал «неблагонадежным» или «бывшим под подозрением». Излишне говорить, как это повредило и моему сбору материалов – ведь сейчас каждый, кому не лень, копался в прошлом Самого, надеясь уличить его еще в какой-нибудь неблаговидной деятельности и урвать свой кусочек славы. Всеми правдами и неправдами добывались финансовые и прочие документы, отслеживались встречи, анализировались доклады и публичные выступления, проверялись все люди, состоящие в окружении Самого. С нашей стороны Оливия с Шимоном произвели чистку бумаг и персонала так сурово, будто были воплощениями господина Торквемады в двух лицах. Количество уволенных сотрудников возросло по сравнению с прошлым годом в семь раз, а аппараты по измельчению бумаги работали днем и ночью. Огромные мешки с тонкими полосками копий и оригиналов разных документов вывозились по ночам и сжигались. Нас лихорадило около месяца, а потом все вроде бы вошло в свою колею.

Кроме одного – я сократил свой план на два года. Мне вовсе не улыбалось выкинуть псу под хвост огромные деньги и собственные многолетние усилия из-за какого-нибудь умника, который прижмет Самого к ногтю, накопав то же, что и я, и просто опубликовав это немного раньше. Итак, я оборвал две довольно перспективные цепочки, которые начал раскручивать по направлению к Оливии и Шимону, зарыл уже глубокий подкоп, который вел к президенту компании, находившейся в предсостоянии слияния с нашей и начал готовиться к завершению своего труда.

Копии документов, поделенных на три части, должны лечь на столы трех самых влиятельных людей в системе судопроизводства страны сегодня к вечеру. Принесут их три молодых сотрудника этих аппаратов, проявившие служебное рвение и щедро награжденные мной через подставных агентов, предвкушающие скорое повышение и стремящиеся к вершинам их лестниц – так же как я стремился к вершине своей. К концу балета закончится и карьера Самого, а моя достигнет своего пика. Я не буду столь глуп и самонадеян и навсегда уйду из частного сектора, устроив небольшой тендер и сделав так, чтоб его выиграло государство. После этого под меня уже будет не подкопаться, и к дому в Филадельфии прибавятся симпатичное бунгало в Лос-Анджелесе и довольно симпатичный особняк с видом на минесоттское озеро

…Я спустил воду в туалете, и, бормоча слова молитвы, взял двуручную чашу и принялся за омовение рук. Потом вытерся мягким полотенцем, вышел из туалета, встроенного прямо в офис. «Сегодня», – проговорил я вслух, – «я…» Раздался стук в дверь моего офиса, она приоткрылась, явив Джорджа, доложившего, что все готово. «…выберу замечательных карпов!» – закончил я и улыбнулся, заметив неестественную бледность и напускную оживленность своего помощника. Металлический лязг и шиканье в коридоре объяснили мне все остальное. Что ж, я предусмотрел и этот вариант.

И еще до того, как в комнату ворвались крепкие ребята в шлемах и с прозрачными щитами, я быстро прошептал молитву прощения и куснул лацкан своего пиджака с вшитой капсулой. Я взлетал над собственным телом, уронившим голову на стол, и видел, как командир отряда, тронув вену на шее, отрицательно покачал головой, и все опустили оружие и щиты. Джордж упал в обморок. Сам выиграл и эту партию.

По комнате плыл запах горького миндаля.

Я пишу

Открываю крышку ноутбука, отвинчиваю крышку чернильницы, листаю блокнот, проверяю, наточено ли перо. Меня ждут белый прямоугольник на жидкокристаллическом дисплее, тетрадь в косую линейку, желтоватая писчая бумага, лист, заправленный в печатную машинку. Пальцы сжимают шариковую ручку, пачкаются о грифель, барабанят по клавишам, скользят по сенсорному экрану, скрипят пером. Просто я пишу.

Каждый из нас – тех, кто пишет, – знает об этом ни с чем несравнимом ощущении, когда слова, мечущиеся в мозгу на невероятной скорости, вдруг начинают оформляться в отдельные фразы, строиться в предложения, укладываться в строки как кирпичи в идеально ровную стену. В этот момент надо схватить перо, ручку, карандаш, телефон, ноутбук, диктофон – и срочно записать, вбить, надиктовать хотя бы первые несколько рядов этой стены. Иначе фразы, предложения, строки снова рассыплются, как плохо построенный карточный домик, и опять в бещеном танце закружатся в голове слова, не желая остановиться ни на секунду. Полцарства за блокнот! За карандаш! За зарядку!

Моя стена растет на глазах, ровно ложится раствор, кирпичи выстраиваются красивыми бордово-оранжевыми рядами, с одинаковыми промежутками между ними. Я ритмично нагибаюсь, орудую мастерком, натягиваю нить, сверяюсь с отвесом. Руки делают свою работу быстро и привычно, но вдруг один из кирпичей падает и раскалывается на несколько обломков. Пытаюсь собрать их воедино, скрепить раствором, уложить в ряд с остальными. Не получается. Отшвыриваю обломки в сторону, беру новый кирпич – а он красно-фиолетовый. Стоп, но у меня же бордово-оранжевая стена с аккуратными ровнехонькими темно-серыми полосами раствора! Вон, и обломки разбитого кирпича того же цвета, я же не мог ошибиться. Нагибаюсь к штабелю, из которого только что взял сотню камней. Черт, да он весь другого оттенка! Отхожу на несколько шагов назад, прищуриваюсь, перевожу взгляд с полуготовой стены на штабель, обратно, снова на штабель. Нет, они определенно разных цветов. Что же делать? Достраивать стену, не обращая внимания на разницу оттеноков? А что, двухцветная стена – это даже красиво, и логичное объяснение для прораба и жильцов можно подготовить. В конце концов, кирпичи пожно закрыть штукатуркой, краской, обоями, старыми газетами.

Нет, не могу. Моя стена должна быть ровной, одноцветной, симметричной, ИДЕАЛЬНОЙ. Беру кувалду и пробиваюсь к цементному полу сквозь дождь из бордово-оранжевых и темно-серых брызг. Я начну сначала. Я построю свою идеальную стену. Быстро убираю осколки и строительный мусор, готовлю новый раствор и поворачиваюсь к штабелю.

На неструганных досках, где только что высилась груда красно-фиолетовых кирпичей, сейчас пусто. Нет, такими темпами, товарищи, дом нам не построить, раздраженно думаю я. Оглядываюсь по сторонам, ищу хоть какие-то стройматериалы – но нахожу только голый цементный пол, пустые деревянный поддоны и корыто с застывающим раствором. Что ж, шабаш. Строителю надо перекурить. Или вообще закончить на сегодня, а завтра прийти на стройку пораньше, и в ударном темпе сделать двойную смену. Успокоившись таким образом, я ухожу, и до