и разойдутся по своим домам, чтобы слепо уставиться в ящик с картинками, в кипу листков с буквами или просто сделать бессмысленный поступок – закрыть и так невидящие глаза и погрузиться в бред, называемый сном.

Странно, что многие птицы и рыбы не могут посмотреть обоими глазами прямо перед собой, собаки не различают цветов, а угол зрения у стрекоз может приближаться к 360 градусам. Мы, люди, просто знаем об этом и гордимся своим совершенством. Как, мол, мудро в нас все устроено, красиво, удобно, эстетично. Одним словом, венец природы – человек, что тут скажешь. И никто при этом почему-то не смеется. Мы пользуемся квинтэссенцией наших чувств для сбора и обработки различных типов информации, определяем с их помощью позитивное и негативное отношение к тем или иным вещам, создаем, каждый для себя свою, шкалу удовольствий, получаемых обонятельным, осязательным, слуховым, зрительным, вкусовым путями. Смешиваем в этой шкале хруст снега под ногами, лицо соседки с пятого этажа, Бетховена, шерсть кошки, горные вершины, шум прибоя, ананасы, «Джоконду», ирисы, а абсолютное большинство на высшую точку ставит секс, как средство, удовлетворяющее все чувства. Может, мы и любовью занимаемся в темноте, потому что не видим, не хотим ничего видеть?

Каково это – жить в слепом и не осознавающем свою слепоту мире? Говорят, блаженны сумасшедшие, ибо они не осознают своего сумасшествия. Значит, блаженны и мы в своей незрячести? И пусть творится все то…

…что?..

Я… ГОСПОДИ, Я…

…Я ЕЩЕ И…

Нет, я…

Я не слышу.

Кто я?

Это слишком просто – быть второй сущностью в человеке и не пытаться стать первой. Получится ли у меня поведать кому-либо о ереси, опровергающей законы, по которым живут миллионы людей? На самом деле, это не сложнее, чем сказать, что Яфет – сын Ноя, а я – Фет, великий русский поэт. Мне не легче любого из людей осознавать запредельное.

Девятое поколение от Адама, творения Божьего, родило человека «праведного и непорочного», который «ходил пред Богом». Удар в основание столпа, выстроенного верой, наношу я сейчас, поскольку не пред Богом ходил Ной, сын Ламеха, но вместе со мной, разделяя себя между двумя сущностями – моей и собственной. Его «я» было вначале куда сильней моего: ведь именно оно заставило потомка Адама, в совершенстве овладевшего искусством возделывания земли, изготовить вино. Однако, моя сущность, ранее породившая Хама, позволила Ною сдаться на волю опьянения, из-за чего стало возможным оскопление отца сыном. Говорили, что впоследствии уже на потомка непочтительного отпрыска было наложено некое проклятие, но это совсем другая история. Главное же в данном поучительном случае то, что мир был поделен лишь между тремя расами, вместо четырех или даже более. Хотя это и не является предметом моего рассказа, а лишь косвенное доказательство существования в Ное двух условных людей – один из них был искусным земледельцем, пользующимся уважением среди ближних и окружавших его, второй же…

О, второго с этого мгновения возненавидят ствол и две ветви могущественных религий, обретающихся в душах и сознаниях людей, поскольку он самим своим существованием стирает десятки и сотни тысяч трактатов, трудов, толкований и откровений, рождавшихся на протяжении веков в умах праведников, он смеет переписывать по-своему страницы священных для этих религий книг, уничтожая и напрочь переворачивая все понятия об устройстве мира. Этот человек, живущий в другом, – я. Мне нечем хвалиться, хоть именно я дал предтечу пресловутым десяти заповедям, намертво закрепив в своем носителе законы о единобожии, запрете на убийство и божью хулу, о невозможности отрезания плоти от живого скота, уважении к семье и назначении судей. Много лет спустя некий ловкий предводитель восстания рабов будет вытесывать слова, вобравшие в себя мудрость поколений, на каменных плитах, сидя на вершине какой-то горы… но я снова отвлекся.

Обладая неким даром предчувствия и знанием недоступных пока людям законов природы, я взял на себя смелость внушить почтенному Ною, что обычный в тех местах сезон дождей продлится намного дольше обычного, правда, у него есть время подготовиться к этому несомненно грозному явлению мощи окружающего мира. И на протяжении последующих лет мне не составило особого труда окончательно загнать в самый дальний уголок сознания почтенного старца его собственное "я", начертить его рукой некие примитивные контуры подобия большой лодки и убедить взять на борт в качестве пропитания как можно больше разнообразных живых существ, дабы не запасы продовольствия, могущие попортиться, не иссякли. 12 лет Ной строил свой ковчег, и к концу этого срока он уже сам верил, что прошло времени в десять раз больше – я не стал его разубеждать, да и вера в Бога, подарившего ему столь длительную жизнь, лишь укреплялась. Наконец, когда лодка была готова, животные собраны, а подводный вулкан неподалеку от побережья почти совсем пробудился и готовился неслыханной волной накрыть всю окрестную землю, о чем знал, естественно, только я, не было человека вокруг, который бы не был уверен, что их сосед Ной, сын Ламеха, говорит с Богом и тот внемлет ему.

На момент извержения уже три дня шли дожди, наглухо закрытый ковчег стоял на берегу моря, а трое сыновей моего носителя со своими семьями спали, сраженные крепчайшим вином. Все-таки неплохую службу сослужила мне в свое время истинная сущность Ноя, проводящего сейчас все время в молитвах и беседах с воображаемым Богом. Оставалось лишь следить, чтобы время тянулось как можно дольше.

Приливная волна, вызванная первым и последним извержением подводного вулкана, который я изящно окрестил Потопом – хотя кто, кроме меня, узнает его название? – действительно смыла все живое на огромном расстоянии от песчаной полоски берега. Мне не стоило особого труда внушить Ною, что бортовая качка продолжалась месяцы, хотя на самом деле опустошенная земля показалась из-под воды спустя несколько часов. Иначе как бы выжили все животные, для которых никто не взял никакого корма, ибо они сами должны были служить пропитанием? Отливом ковчег отнесло далеко на север, но благодаря счастливой случайности, возникшей благодаря эрозии почвы, мой носитель вместе со своими близкими довольно скоро почувствовал под ногами каменистую землю Ливанских возвышенностей. Пришлось срочно изобретать якобы возникший в памяти рассказ путешественника, дошедшего до этих самых гор и называвшего самую высокую из них Араратом. После чего Сим отправился на восток, Хам на юг, а Яфет – я не русский поэт – на северо-запад. Позже им предстояло встретиться с тамошними обитателями, породниться с ними и основать всячески поддерживаемую спустя много веков легенду, что они