Невозмутимыми – если это выражение можно подобрать к кускам холодца с кочанами капусты – остались только инопланетяне. Немного успокоившись, я сообщил сквозь приступы еще сотрясавшего меня хохота, что конкретно меня рассмешило. Отреагировал на это только Витька, обозвав меня идиотом. Юрка деловито принялся шарить руками по земле – мол, не испугался, а поискать что-то присел, очки, например. Впавший в прострацию беспомощный Костик только криво усмехнулся. Вообще, мы освоились. Я даже оглянулся в поисках девушек, но их словно никогда и не было. Витька нашел и водрузил на нос Костику очки, в которых треснула одна линза, а вторая вообще выпала. Мы с Юркой поднялись на ноги и снова оказались лицом к кочану с пришельцами. О телефонах с камерами тогда можно было только мечтать, поэтому мысль заснять таинственных гостей нашей планеты к нам в голову даже не приходила. Молодость – это часто синоним нахальности, поэтому мы пренебрежительно уставились на четыре солидных порции холодца, по-прежнему неподвижно висевшие в нескольких шагах от нас.

Почему-то ни у кого из нашей четверки не возникло даже тени сомнения, что перед нами именно пришельцы, а не видеопроекция или чей-то глупый розыгрыш (жидкое стекло, полиэтилен, неон?). Почувствовав, что краткий обмен репликами может дать больше, чем пространные рассуждения и попытки объяснить необъяснимое, я спросил у ребят, как они себя чувствуют. Оказалось, что самочувствие у всех сносное, на здоровье никто не жалуется и, в общем, все прекрасно, если отвлечься от Этих. Мы постарались отвлечься разговором о предстоящем матче между грандами европейского футбола в Милане, зорко следя, впрочем, за студнями, по-прежнему неподвижно висевшими в нескольких шагах от нас. Время шло.

Наконец, найдя, что пауза слишком затянулась, Витька, оборвав на полуслове разглагольствования на тему оптимального роста вратаря, заявил:

– Вы как хотите, а мне это надоело. Решаем, что с ними делать, и баиньки. Пора уже.

– А ты уверен, что здесь именно мы решаем, что с кем делать? – осторожно спросил Юрка, опасливо покосившись на кочаны.

– Ну, знаешь! – возмутился Витька. – Я пока еще на своей планете и имею право…

– Нет, не имеешь! – вмешался Костик, – они – достояние науки, и вообще всей Земли.

– Как бы мы для их планеты не стали этим самым достоянием, – пробормотал Юрка, подтверждая свою репутацию как самого отъявленного пессимиста всех времен и народов, не включая, правда, инопланетян – кто их знает? Я тоже решил высказаться.

– Ребята! – сказал я. – А, может, ну их к черту, этих пришельцев? Спать охота, пошли-ка лучше домой!

– Ага, домой, – поддержал Витька, – нам ведь и вправду пора.

Мнения разделились. Одни (я и Витька) считали, что нам стоит вежливо ретироваться, поскольку уже поздно, ноги гудят, да и вообще; другие (Костик) предлагали остаться и немедленно приступить к установке первого – пардон, уже второго! – контакта и к изучению незнакомых нам, землянам, форм жизни. Третьи же (Юрка) ныли, что ни уйти, ни изучить инопланетян мы не сможем, поскольку те нам этого сделать не дадут, и единственный выход – это ждать подкрепления в лице снайперов с винтовками (наши хмыканья), врачей с усыпляющим газом (хмыканье перерастает в смешки) или, на худой конец, танков (хохот и аплодисменты). Вообще, мы освоились в компании пришельцев, хоть и опасались надолго отводить от них взгляд. В итоге, так ни до чего не договорившись, каждый решил поступить, так, как он считает нужным. Юрка осторожно сел на землю по-турецки и. скрестив руки, стал наблюдать за нами со скептической улыбкой на лице. Мы с Витькой, изобразив нечто похожее не то на поклон, не то на жалкий реверанс, начали пятиться назад, словно побывав на аудиенции у английской королевы, а Костик выступил вперед, ткнул себя в грудь и произнес по слогам:

– Кон-стан-тин Гро-мов, – и, после паузы еще раз, медленнее, – Кон. Стан. Тин. Гро. Мов. – потом невежливо вытянул указательный палец в сторону инопланетян и с поразительной непосредственностью спросил: – А вас как зовут?

Я снова подавился смехом, а Витька довольно громко хрюкнул. Эти, вместе с присоединившимся к ним (только в этом плане) Юркой, не выказали ни малейшей реакции. Костик обиженно покрутил головой и снова принялся повторять на разные лады свои паспортные данные, изредка замолкая и тыча пальцем в студни, потом, не дождавшись ответа, продолжал представляться. Мы с Витькой, остановившиеся было посмотреть на эту комедию, переглянулись и, решительно повернувшись спиной к инопланетному разуму с капустным лицом, четким строевым шагом пошли прочь от места первой встречи представителей разных планет. Что-то вслед крикнул Юрка.

Не помню, как добрался до дома. Витька, кажется, рассуждал об антигравитации и о невидимых из-за сверхбыстрого вращения пропеллерах под кочанами, а я вроде бы глупо улыбался и поддакивал. Первой мыслью, пришедшей в мою затуманенную голову после пробуждения где-то после полудня, было, естественно, негодование по поводу совершенно идиотского сна. Правда, туман из-под черепной коробки улетучился довольно быстро. Сразу после звонка брата Костика. А когда я услышал в трубке разгневанный голос Юркиной матери, зубы сами собой принялись отбивать нечто в ритме лихой чечетки. Черт! Ни тот, ни другой дома не ночевали, на работе и учебе не появлялись, никому не звонили. Мои пальцы никак не хотели попадать в дырочки наборного диска, когда я пытался позвонить Витьке, и после четвертой попытки телефон полетел в стену, жалобно звякнул и замолк навсегда, а его трясущийся хозяин вылетел за дверь, благо бежать было недалеко: каких-то четыре квартала, полдвора и семь лестничных пролетов. Когда я, запыхавшийся, всклокоченный, неумытый, занес кулак, чтоб вдарить, как следует по белой двери с номером 74, та распахнулась, явив мое зеркальное отражение. Только звали его Витька, и оно забыло переодеть домашние тапочки. После двух чашек кофе с коньяком (в благородной пропорции: четверть кофе и три четверти поганого бренди, заменявшего коньяк) мы, наконец, смогли членораздельно высказать обуревавшие нас мысли. Первым взял слово Витька, и хоть говорил он долго, я не смогу здесь привести его речь из элементарного приличия. Когда последний исконно русский оборот татарского происхождения растаял в пропитанном сигаретным дымом воздухе, я задал один из вечных вопросов. Что делать? Кто виноват, мы и так знали. После перечисления сиплыми голосами всех возможных и невозможных инстанций, начиная от мэрии и заканчивая противопожарной службой, было решено, что ни одна из них не сможет помочь. Поскольку никто нам просто-напросто не поверит, и психбольница будет еще неплохим вариантом. Кофе был с чертыханьем вылит в раковину, и дальнейшее обсуждение подкреплялось уже одним только бренди.

Без лишних подробностей могу сказать, что,