Я улыбнулась.

– Думаю, если постараемся, у нас получится. Знаю, что будет трудно, но мы справимся. Когда мы вместе, нам ничего не страшно.

– Я люблю тебя, – шепнул Найал.

– И я тебя.

Через пару дней к нам зашла Фиона. Она появилась как нельзя вовремя. Папа и мама работали в кафе, а Шейн отправился на встречу с друзьями. Мы оказались одни. После Найала Фиона была первой, кому я собиралась сказать о ребенке.

Она села рядом со мной.

– Ну, говори, в чем дело? Ты сама не своя все это время.

Фиона всегда видела меня насквозь.

– Даже не знаю, как сказать… – начала я, запинаясь.

Слова застряли в горле. Мне казалось, что я подвела свою сестру. Я смотрела на нее с несчастным видом, и в голове крутились тысячи мыслей. Глаза начало щипать от слез, я быстро заморгала. К горлу подкатил комок, и я никак не могла его сглотнуть.

Фиона пронизывала меня взглядом. Она ждала ответа.

– Эрин?

Ее голос звучал мягко, и в нем слышалась осторожность, которая была для меня в новинку. Обычно Фиона говорила как человек, который легко может справиться с любой задачей. Она взяла меня за руки.

– Ты беременна?

Господи, как она догадалась?

Я все еще не могла проглотить ком в горле. Он распухал где-то внутри, по щекам уже ручьем струились слезы. Я кивнула и с трудом выдавила из себя «да».

– Ох, Эрин, – вздохнула Фиона.

В ее голосе не было ничего, кроме сочувствия. Она обняла меня и крепко прижала к себе. Я не знала, о чем она думает. Сестра ничего не говорила, просто держала меня в объятиях, пока я рыдала на ее плече.

– Все будет в порядке, – сказала я, когда слезы иссякли. – Найал станет работать и учиться на вечернем. Я тоже. Главное – получить профессию, а там все пойдет как по маслу. Мы сможем себя обеспечить. – Я говорила сбивчиво и торопливо; слова вырывались из меня бурным потоком, обгоняя друг друга. – Конечно, сначала будет тяжело и все такое, но если постараться, мы все преодолеем…

Фиона слушала меня терпеливо. Время от времени она тихо улыбалась и кивала, ожидая, когда я закончу. Наконец я умолкла.

– Вижу, вы все продумали, – заметила сестра. – Знаешь, Эрин, очень здорово, что ты и Найал настроены так позитивно. Честное слово, я вами восхищаюсь, но ты должна понимать, что в жизни не бывает все так просто. Вы оба отказываетесь от больших возможностей, и ваши мечты могут не сбыться. Реальность ставит на нашем пути много препятствий, и не все из них можно преодолеть.

– По-твоему, я должна сделать аборт?

Я сама не раз думала об этом и даже обсуждала с Найалом, но мне не приходило в голову, что сестра может предложить что-нибудь подобное. Только не Фиона. Она никогда не скрывала, что они с Шейном собираются создать свою семью. Так зачем ей советовать такое?

– Конечно, нет. Ты же знаешь, что я об этом думаю, – возразила Фиона без малейших колебаний. – Я хочу сказать только одно: какое бы решение ты ни приняла, тебе надо ясно и четко понимать, что тебя ждет впереди. Я никогда тебе не указывала, как ты должна жить. Я просто хочу быть рядом и помочь. Так всегда было и всегда будет. Что бы ни случилось, я тебя поддержу. Но я не стану говорить тебе, что делать.

Разобравшись с этим, мы проговорили все утро напролет. Фиона стала составлять список вещей, которые мне нужно сделать. Он казался бесконечным. Сходить к доктору. Принимать фолиевую кислоту. Не есть паштеты и мягкий сыр. Не пить алкоголя. Выяснить все про субсидии. Выяснить про учебу. Найти вечерние курсы. Все это обрушилось на меня как лавина. Реальные, практические шаги. Та самая взрослая жизнь, о которой я ничего не знала.

– И, конечно, надо все рассказать маме с папой и родителям Найала, – добавила Фиона.

– Папа меня убьет, – пробормотала я. До сих пор я избегала этой темы. Сказать отцу – что может быть хуже? – И Найала тоже.

– На твоем месте я бы сначала сказала маме. Только ей. Пусть пару дней привыкнет к этой мысли. Так, по крайней мере, тебе не придется иметь дело с двумя сразу.

Я подняла голову от носового платка, который сжимала в руках все это время, и увидела выражение ее лица. В нем было столько всего. Сострадание, любовь, забота, сила, мужество, боль. Да, боль, от которой мне хотелось ее избавить. Я не сомневалась, что она страдала не только за меня, но и за себя тоже. Почему, почему Господь игнорирует наши мечты? Это было так жестоко.

За две недели до отъезда

Утром Найал ждал меня у школьных ворот. Обычно он этого не делал. Увидев его, я обрадовалась. Однако, подойдя ближе, я поняла, что с ним что-то не так.

– Привет. Что случилось? – спросила я.

Я обняла его за плечи, словно надеясь, что этот жест защитит нас от всех проблем. Но Найал стоял твердо и прямо, сунув руки в карманы.

– Садись в машину. Надо поговорить.

Я задержалась на секунду, чтобы взглянуть на его лицо. В нем не было гнева. Или страха. Скорее, озабоченность. Я села в машину, хотя знала, что опоздаю в школу.

– Ну, в чем дело? – спросила я.

– Мама знает.

Эти два слова были как удар в лицо, и я невольно откинулась назад. Его голос звучал хрипло.

– Она знает, что ты беременна.

Пояснений не требовалось, я и так все поняла.

– Откуда?

– А ты как думаешь? Она врач. Наверное, видела твою карту.

– Но я ходила к медсестре. Твоя мама не могла видеть результатов анализа, если только не искала их специально. Все хранится в компьютере.

– Я не знаю, как она узнала, но теперь уже неважно. Она знает.

Я рывком распахнула дверцу и выгнулась наружу, чтобы выплеснуть из себя комок желчи. Найал почти не обратил на это внимания. Когда меня перестало рвать, я достала из портфеля бутылку с водой и, сполоснув рот, сплюнула на землю. В одном из кармашков у меня лежало имбирное печенье. Мне дала его Фиона. Она сказала, что оно помогает от утренней тошноты.

Печенье было сухим, и я стала с шумом грызть его. По звуку казалось, что марширует целая армия. Армия страха. Мать Найала знает. Значит, скоро узнают мои папа и мама. А потом и все остальные. Пора взглянуть правде в глаза. Ребенок в моем животе вдруг стал по-настоящему реальным. Это было уже не просто слово. И не просто беременность. Это было новое живое существо внутри меня.

– Ты можешь потише? Жуешь как лошадь.

Я убрала печенье в портфель.

– Что сказала твоя мама?

– Она в ярости. Наорала на меня. И отец тоже.

– А Ройшн?

– Ее не было, и она не знает. Слава богу.