Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Колумб сразу понял важность этой встречи: лодка «содержала в своем чреве… все изделия этой земли». Он конфисковал «дорогостоящие и красивейшие вещи»: расшитые золотом и выкрашенные в разные цвета одеяния, деревянные мечи, «кремневые» (вероятно, обсидиановые) ножи, «острые, как сталь», и медные колокольчики.
Испанцы кое в чем обманывались. Например, кое-кто среди моряков принял медь за золото. Колумб не опознал какао-бобы – он посчитал их плодами миндаля, – зато отметил, сколь бережно обращаются с этими плодами туземцы: «Когда сии плоды подняли на борт заодно с прочими товарами, и некоторые упали на палубу, все индейцы дружно присели на корточки, чтобы подобрать эти плоды, как если бы они были чем-то крайне ценным». Колумб оказался проницателен: каждый плод действительно был чрезвычайно ценен.
Среди товаров, найденных в каноэ, перечисляются и «малые топорики, схожие с теми каменными, какими пользуются другие индейцы, но эти были изготовлены из меди хорошего качества». Перед нами, несомненно, мексиканские «топоровые» деньги, все еще находившиеся в обращении во времена Колумба.
Замечательный рассказ Фердинанда напоминает нам о важном факторе, который нередко упускается из виду: коренные жители Америки проложили обширную сеть торговых маршрутов задолго до прибытия испанцев в Америку. В 1000 году центром этой сети являлась Чичен-Ица, на севере маршруты тянулись до каньона Чако и Кахокии, а на юге достигали Колумбии. Причем структура сети была довольно гибкой. Когда возникали новые города (та же Чичен-Ица после 1000 года или Кахокия после 1050 года), местные жители прокладывали новые сухопутные маршруты или находили морские пути к новым центрам спроса.
В 1492 году, когда Колумб приплыл в Америку, Чичен-Ица уже утратила былое значение центра американской торговой сети; ее потеснила столица ацтеков Теночтитлан. Колумб вовсе не создавал панамериканскую систему торговых путей. Он просто-напросто объединил существующую систему с европейской, добавив к сети новое, трансатлантическое измерение. В следующей главе будут рассмотрены новые европейские маршруты, проложенные скандинавами, которые отправлялись в странствия на восток со своей северной родины.
Лейв Эйриксон со товарищи, отплывший в Америку, был далеко не единственным северянином, который оставил за спиной родину и отправился искать счастья в другом месте. На рубеже 1000 года скандинавы, помимо запада, устремились на восток, через Балтийское море, и проложили новые маршруты в Восточной Европе; эти устремления имели гораздо более долгосрочные последствия. Сегодня мы знаем этих людей как русов – странников, подаривших свое имя России[37]. Их отряды состояли преимущественно из мужчин, которые женились на местных женщинах, основывали постоянные поселения, учились говорить на славянских языках – и в конечном счете целиком влились в местные сообщества. Обнаружив в Восточной Европе стабильный источник пушнины и рабов, русы в дальнейшем выступали посредниками и изрядно разбогатели на торговле с византийцами и мусульманами Центральной Азии.
Хотя серебро и золото, которое русы переправляли на родину, и преобразили экономику Скандинавии, воздействие на Восточную Европу было намного большим. На протяжении 900-х годов русы создали своего рода торговую конфедерацию, которая установила контроль над обширной и малонаселенной территорией. В 988 году решение главы этой конфедерации, правителя Руси князя Владимира, принять христианство изменило карту христианского мира, ибо в состав последнего вошли Восточная Европа и Русь. На тот момент христианский мир еще не успел сформироваться полностью: Рим заместил Константинополь в качестве религиозного центра только в 1204 году, после Четвертого крестового похода. Ключевой этап глобализации (распространение идей и последующее утверждение общей религии) затронул всех – и тех, кто пытал удачу на чужбине, и тех, кто оставался дома.
Первые скандинавские мигранты в Восточной Европе поклонялись тем же традиционным божествам, что и северяне, отбывавшие в Америку: могущественному богу-громовнику Тору, его отцу и богу войны Одину, а также Фрейе, богине плодородия. Современники называли этих мигрантов «русами», словом, производным от финского обозначения шведов; в переводе это слово означает «грести» или «людей, которые гребут»[38]. Ранее скандинавские ученые считали русов чистокровными скандинавами, а советские ученые до 1989 года видели в них чистокровных славян, но на самом деле народ «русь» не был неким единым народом[39]. Он объединял в своих рядах представителей различных северных народов – норвежцев, англосаксов, франков и прочих; эти люди сбивались в военные отряды, которые быстро возникали и столь же быстро распадались.
Подобно скандинавам, отбывавшим на запад, в Америку, вожди русов, стремившиеся на восток за добычей, располагали некоторыми организационными преимуществами перед коренным населением – и порой использовали эти преимущества. Обитатели лесов Восточной Европы промышляли рыболовством и охотой, и кочевали в поисках конкретных растений, в том числе тех, которые сами сажали весной и собирать которые возвращались по осени. Кочевали они малыми группами и вели предельно скромный образ жизни. Отдельные отряды русов, прежде всего в северном Поволжье, присоединялись к местным и выменивали у них пушнину. В других местах русы добывали меха и рабов силой. Более крупные отряды, регулярно громившие местных жителей в стычках, со временем стали требовать «дань» (фактически занялись откровенным вымогательством). Как правило, местные платили пушниной и рабами, и выплаты осуществлялись один или два раза в год.
Появление русов в речных долинах Восточной Европы сильно напоминало заселение Северной Америки европейскими колонистами в 1600-х и 1700-х годах, даже притом что колонисты в Америке принадлежали к обществу, куда более развитому технологически. Итоги этих процессов оказались различными: в Америке колонисты сумели в конце концов создать общество, которое попросту подчинило себе амероиндейцев, а вот русы женились на местных женщинах, перенимали языки и обычаи коренных народов.
К исходу 700-х и началу 800-х годов предводители военных отрядов «руси» настолько разбогатели на торговле пушниной и рабами, что начали отсылать излишки богатств домой, в Скандинавию. В Швеции, Норвегии и Дании появились новые города, основанные теми вождями, кто преуспел в торговле с Восточной Европой. Первые города строились как форпосты этой торговли; крупнейшим среди них был Хедебю на границе современных Дании и Германии – его население составляло 1000–1500 человек. Рибе на западном побережье Дании уступал в численности, но сохранился до наших дней и считается ныне старейшим городом Скандинавии.