Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Друг мой Ферб, — улыбнулся грек. — В бывшем жилище моём найдёшь ты свитки с моими мыслями и сочинениями.
— Как? — удивлённо воскликнул Ферб. — Ты не взял свитки с собою? Мне известно, как ты ими дорожишь!
Старик коснулся плеча кузнеца.
— Я оставил пергаменты для тебя, мой друг, — тихо сказал Петроний. — Надеюсь, ты не разучился читать по-латыни?
— Я помню, друг мой! Но если господин узнает, что раб-варвар владеет грамотой и что ты меня ей обучил, он отсечёт голову мне и прикажет сделать то же с тобою! — рассмеялся Ферб. — И не посмотрит, что ты теперь свободен!
Грек-вольноотпущенник и раб-варвар, посмеявшись, обнялись в последний раз.
— Хочу сказать тебе, Петроний, — произнёс уверенно кузнец. — Я также намерен стать свободным. Я стану гладиатором. И обрету свою свободу в честном бою на арене.
— А если вместо свободы ты обретёшь смерть? — с грустью в голосе спросил старый грек.
— Значит, на то воля богов, — ответил Ферб. — Но то, что человек должен свершить сам, боги не сделают за него. Ты учил меня этому, так ведь?
Петроний улыбнулся.
— Ступай, Ферб из Дакии, — тихо сказал старец. — Я научил тебя всему, что мог. Далее судьба твоя в руках твоих. Прощай.
— Прощай, мудрый Петроний. Прощай навсегда.
Молодой раб сел в лодку и поплыл к другому берегу.
Проводив лодку кузнеца взглядом, Петроний вздохнул, коснулся морщинистой рукой медальона, повернулся и медленно направился к храму.
Книдий, молодой врачеватель при храме Эскулапа, вошёл в покои своего учителя Юлия.
— Разреши, учитель, задать тебе вопрос, — начал Книдий. — Я столкнулся с некоторым затруднением при беседе с больным по имени Петроний. Он прибыл сегодня в храм.
— Что затруднило тебя, Книдий? — спросил седовласый Юлий, сидя за большим столом и изучая какой-то пергамент.
— Этот старик мне показался, — с сомнением в голосе ответил ученик, — блаженным. Сумасшедшим.
Юлий оторвался от своего пергамента и посмотрел на молодого медика.
— Чем же этот старец вызвал у тебя такие подозрения?
— Утром я спросил его, что беспокоит его, — отвечал Книдий. — Он, однако, ответил мне с улыбкой, что у него всё хорошо. Потом попросил не беспокоить его. Мне показалось странным, учитель, что дряхлого старика не заботят никакие страдания тела…
Юлий встал и подошёл к ученику.
— Ты ещё очень молод, Книдий. Этот человек не болен. А если и болен, то болезнь его именуется счастьем.
— Не понял тебя, учитель, — недоуменно пролепетал медик-ученик.
— Я видел старика издали, — пояснил Юлий, глядя в окно. — На груди его булла, которую он бережно лелеет. Он был рабом, а стал свободен. Это и есть причина его счастья.
Пожилой медик посмотрел на молодого.
— Не беспокой его до завтрашнего рассвета, — распорядился Юлий. — Иногда человеку нужно совсем немногое. Пусть насладится своей свободой.
На утро следующего дня молодой лекарь Книдий вошёл в комнату, отведённую для прибывшего накануне старца. В маленькое окно проникал яркий свет утреннего солнца. Слышалось пение птиц.
Петроний лежал на своём скромном ложе, не шелохнувшись. Юный врач подошёл и коснулся плеча старика. И понял, что кожа его холодна.
Старец не дышал. И сердце его не билось.
Рука Петрония, бывшего раба из Сиракуз, сжимала крепко бронзовый медальон, а на лице старика застыла благостная улыбка.
3-6 июля 2010 г.
Красный берег
Посвящается всем жертвам нацизма
и обычной жестокости человеческой души
Белоруссия, деревня Красный Берег, 1941 г.,
оккупированная территория
В маленьком классе деревенской школы шёл урок. Обычный урок арифметики: пожилой учитель Александр Георгиевич, как обычно, писал мелом на чёрной крашеной доске арифметические задачки для своих ребятишек. Только вот обычно уроки в четвёртом «А» классе проходили весело. Но теперь всё изменилось. Совсем недавно, в июне, началась война.
Что такое война? Многие ребята задавали этот вопрос пожилому учителю тогда, двадцать второго июня, когда взрослые выбегали из своих домов, слыша по радио это страшное слово. Дети не знали, чего ждать и чего бояться. Для ребят «война» так и оставалась просто чем-то, чего надо бояться так, как боятся Кощея Бессмертного, слушая сказки у горящей печки. Но в отличие от четвероклассников, Александр Георгиевич, седой, слегка сутуловатый учитель с добрыми серыми глазами, знал, что на самом деле есть война…
На фронт почти сразу ушли все мужчины и юноши — все, кто мог держать в руках оружие. Остались только женщины, дети и старики. Прошло совсем немного времени — и вскоре война пришла и в Красный Берег. Враг был силён, и красноармейцы были вынуждены отступить без боя. Тогда дети увидели сами, кто принёс им войну.
Когда фашисты вошли в деревню, некому было защищать стариков и детей. Солдаты в серой форме говорили на непонятном языке, веселились, пьянствовали и делали всё, что хотели. В первую ночь немцы врывались в дома, избивали стариков и женщин, уносили с собой всё, что могли унести. Тех, у кого находили красный советский партбилет, выводили и расстреливали прямо во дворе своего дома.
На утро следующего дня фашисты согнали всех жителей деревни на площадку перед домом председателя колхоза. Капитан вермахта Ульрих Тауб, немецкий офицер в строгой выглаженной тёмно-серой форме, круглых очках и с железным крестом у чёрного воротника, объявил, что деревня переходит под его контроль. Два солдата с короткими автоматами вывели из деревянного дома председателя. Кузьму Петровича, плечистого кудрявого мужчину, которого уважала вся деревня, было не узнать: белая рубашка на нём была порвана и испачкана грязью, под правым глазом виднелся большой кровоподтёк, а у свежей раны на лбу запеклась кровь. Немец в круглых очках подошёл к председателю, презрительно окинул его надменным взглядом и задал какой-то вопрос. Кузьма Петрович рассмеялся громко и плюнул фашисту в лицо. Тогда офицер прокричал что-то по-немецки, резко выхватил из кобуры пистолет и выстрелил в председателя…
Так и дети тоже узнали, что такое война.
И всё же школьный учитель Александр Георгиевич, как обычно первого сентября, начал новый учебный год для своих четвероклашек. Александр, будучи до революции православным священником, верил, что детям будет легче, если они будут вместе в это трудное время — вместе друг с другом и со своим учителем. Ведь кто-то из ребят остался совсем один…
Сейчас шёл урок арифметики. Пожилой учитель писал скрипучим мелом на чёрной доске арифметические примеры, но думал он о другом.
Витя, светловолосый голубоглазый мальчишка со смешными веснушками на носу, сидел, опустив голову, на третьей парте в ряду у старого окна. Александр Георгиевич жалел этого мальчишку больше остальных детей. Десятилетний